Тайна Тамплиеров
Шрифт:
– Не бойся нас. Скажи лучше, где в вашем чертовом городишке таверна «Черный кот»? Девушка, сделав несколько шагов по направлению к юному всаднику, ткнула пальцем в сторону покосившегося дома.
– Сударь, да вот же она! Вот только попасть туда можно лишь со стороны рынка, не иначе. Поезжайте вон в ту арку.
– Благодарю!
Воскликнул шевалье, вонзив в бока скакуна шпоры с такой силой, что измученное животное, позабыв об усталости, с новым приливом резвости, хрипя и раздувая ноздри, устремилось в арочный проем, унося седока и увлекая за собой его товарищей. Лишь листья жимолости, прильнувшие к краям арки оплетая её густым венком, дрогнули вслед кавалькаде.
****
В
– …я запомнил лицо человека убившего Констана и клянусь он не уйдет от возмездия. Я, во что бы то ни стало, найду его!
Де Ро и де База, понурив головы, застыли в неподвижных позах, вслушиваясь в приглушенный голос друга. Оранжевый лепесток единственной горевшей в комнате свечи отражался в их, наполненных слезами, глазах. Жиль, закончив рассказ, затих, разделив с друзьями молчание, как будто прильнув к общей чаше скорби.
В этот миг дверь с грохотом распахнулась и в коморку, из темного коридора, донеслись голоса Гаспара и трактирщика:
– …нет милейший, тот вздор, которым вы намереваетесь наполнить мой разум, пусть лучше превратится в снедь, которой я уже давно мечтаю наполнить свой пустой желудок.
Строгие и печальные взгляды дворян заставили замолчать слугу и трактирщика. Вошедшие, придав лицам, в один миг погрузившимся в траур, ещё и сострадания, принялись накрывать стол, уставив его яствами и кувшинами с вином. Гаспар зажег несколько свечей, а хозяин наполнил напитком цвета рубина три кружки, после чего они удалились. Наконец де Сигиньяк, выдержав паузу, произнес:
– Перед смертью, де Самойль, да упокоит Господь его душу, велел нам отправиться в Барселону, отыскать там дона Педро Лаэрта и передать ему вот это письмо.
На столе появился небольшой свиток.
– Это секретное послание кардинала. У нас мало времени. Если мы опоздаем…
Жиль, глядя на друзей, покачал головой. Не желая более грустить, де База, отбросивши уныние, провозгласил:
– Чего тут думать, завтра же, на рассвете отправимся в Каталонию. Отыщем там хоть дона Лаэрта, хоть самого дьявола. Нам выпала возможность исполнить последнюю волю умершего друга, подобную честь не каждому дано заслужить. Сделаем же, как просил де Самойль!
Он поднял кружку.
– А сейчас помянем Констана.
****
Изнемогая от усталости, восемь королевских мушкетеров, оставив позади городские ворота, въехали в Тарб. Оказавшись в городе, они остановились у первого, попавшегося на пути трактира, что располагался прямо у башни городского портала и назывался «Бойцовский петух». Струйки пота катились по покрытым гасконской перстью лицам измученных долгой дорогой мужчин. Обессиленные путники, преодолевшие с севера на юг французское королевство, наконец, покинули седла, чертыхаясь и бранясь, тем самым выказывая радость, предчувствуя сытный ужин и желанный отдых. Из распахнутой двери, навстречу приезжим вышел хозяин заведения, с подозрением разглядывая запыленные платья утомленных незнакомцев, вглядываясь в их суровые лица. Но как только трактирщик распознал в прибывших почтенных сеньоров, в его поведении произошли разительные перемены. Его лицо выплеснуло на путников всю доброжелательность, которая таилась в самых сокровенных глубинах черствой души трактирщика, покрытой непроницаемым
Атос остановился, неприветливо взглянув на хозяина, быть может по той причине, что как раз граф, будучи уроженцем тех мест, где говорят на ланг ойль, ни слова не понимал из того, что лопочет кабатчик.
– Послушайте, милейший, мы желаем утолить жажду и голод, и, конечно же, остановиться в вашей гостинице на ночлег.
Трактирщик выказал некоторое затруднение, услышав обращение на, так называемом, французском языке, но улыбнувшись, вновь закивал головой, давая понять, что понимает и готов говорить на любом языке, если эти разговоры ведут к прибыли и процветанию его заведения. После нескольких неудачных посягательств гасконца на чистоту родного языка мушкетера, граф перешел на испанский, чем облегчил задачу и себе, и собеседнику. Хозяин затараторил, густо перемежая каталанские и испанские выражения.
– Мой господин, я приготовлю отменный ужин, подам лучшего вина, но прошу простить меня, в таверне осталось всего две свободные комнаты, а этого, как я понимаю, не достаточно, что бы разместить восемь столь важных сеньоров.
– Ты прав, этого недостаточно…
Атос, как будто усмотрев в объяснениях трактирщика некоторую заинтересованность, оглядывая двухэтажную постройку таверны, с подозрением спросил:
– И кто же те люди, которые заставляют нас терпеть неудобства?
Хозяин непонимающе захлопал глазами.
– Я говорю, кто те люди, которые заняли все комнаты в твоём прекрасном трактире?! Гасконец вновь улыбнулся и закивал головой, на этот раз, уразумев, как ему показалось, чего от него хотят.
– Да, вы правы сударь, много разного люда, много.
Атос глубоко вздохнул.
– Что ты будешь делать! Разве только позвать Ланзака?!
Произнес он в сердцах, и вновь, набравшись терпения, обратился к трактирщику, незаметно для себя прибегая к помощи жестов.
– Много, это я уразумел. Я спрашиваю кто эти люди? Кто остановился в твоей таверне?
– А-а, кто остановился!? Ну,… разные люди. Вот, к примеру, торговцы лесом, следуют из Кагора в Ларен. Двое судейских из Тулузы едут по делам в Лурд. Молодая девица, со служанкой, те из Дакса, завтра отправятся в Фуа…
Потерявший терпение граф прервал перечень постояльцев, которые не представляли для него ни малейшего интереса.
– А вот скажи, четверо парижан, не останавливались ли у тебя намедни? Ах, да, может, их было семеро?
Хозяин поднял к небу глаза, но уже через мгновенье уверенно закачал головой.
– Нет, сеньор, этого не было. Клянусь Господом нашим, не было. Если бы был кто-либо издалека, я бы наверняка запомнил.
– Хорошо, раз так, подавай ужин. Да не забудь поставить лучшего вина.
Присоединившись к товарищам, ожидавшим графа за столом, в обеденном зале трактира, Атос осушил, одним махом, пол кувшина вина.
– Ну, где, черт возьми, этот прохвост хозяин! Еще мгновение и я разнесу этот кабачок вдребезги!
Разглядев некоторую озабоченность на лице графа, де Лазнак негромко спросил: