Тайна Тихого океана
Шрифт:
– Осторожней, вы мне так почки отобьете! Ой! Ой!! Ой!!!
Очень быстро порядок был наведен – присмиревший и хнычущий на разные голоса отряд проштрафившихся русичей, восстановленный колонной по два, ступил на тропу среди кукурузных шеренг.
– Двигаться парами с интервалом в два метра! – сквозь непрерывный лай ввинтился в прожаренный воздух хриплый мегафонный окрик. – Нарушители будут караться увеличением срока наказания!
Голос вещал по-русски. С приметным вологодским оканьем. И это было хуже всего. Потому что с чужаками еще был шанс договориться, а вот со своими – шиш с маслом.
Когда спотыкающихся о кочки пассажиров проводили мимо отступившего
С противоположной стороны колонны, расталкивая пленников, прямо к Евахнову направился его неразговорчивый сосед по «Илу». С обрезом в руках, крикливом проспектом в кармане и вернувшимися на голову наушниками, в которых опять что-то пиликало.
Колючую душную шерстяную маску, как и его коллеги по самолету, он не снял, и генерал невольно зауважал злодея: париться в такую погоду в таком прикиде – это надо быть фанатом своего дела…
Ничего не говоря, сосед вырвал оставшийся перекинутым через генеральскую руку немодный пиджак и, зажав обрез под мышкой, принялся рассматривать и так и сяк. Очевидно, пиджак не глянулся, поскольку полетел в придорожную канаву со вставшей дыбом сухой травой, и поклонник музыки отправился к своим.
Евахнов не стал объяснять, что в кармане пиджака осталась вся его наличность – что-то около сорока баксов и сколько-то там местных купюр. Пусть не достанется никому. И корить себя, что не выхватил, когда возникла такая возможность, обрез у отвлекшегося врага, тоже не стал. Один в кукурузном поле не воин.
Остальные понуро горбящиеся туристы подвергались столь же унизительной экспроприации. В воздухе мелькали доллары, беспардонно перекочевывающие из тисненых бумажников в карманы, с плеча на плечо уходили кинокамеры; главным образом, изымались мобильники и тут же обречено хряскали под ногами. Опять у кого-то из носа к радости мух брызнула кровь.
– Только не по почкам! Ой! Ой!! Ой!!!
Кукуруза расступилась. Слева, насколько генерал сумел разглядеть, жарилось на солнце несколько проперченных рыжей пылью домов. Деревянных и некогда, очень давно, покрашенных. Кое-где, в прикрытых от палящего солнца местах, или под коньком крыши, или в теньке за ставнями, краска сохранилась – все тот же желто-салатный маисовый цвет.
– Господа туристы, экскурсия продолжается! – баловался обладатель мегафона. – Посмотрите направо, Вашему взору открывается невероятно живописный вид на кукурузное поле. Кукуруза является основной пищей местного населения. Не менее впечатляющий вид вы можете обнаружить справа – тоже кукуруза. Повторяю: кукуруза является основной пищей именно для местного населения. Вам о таком деликатесе придется только мечтать.
Сзади сизый, как сигаретный дым, бетон посадочной полосы постепенно превращался в изрезанную морщинами рытвин грунтовую дорогу. Спереди, в конце тропы, выброшенными мимо урны серыми пачками папирос маячили два собранных из металлических фрагментов самолетных ангара и на открывающемся за бравыми рядами кукурузы поле – несколько расставленных в беспорядке винтовых самолетиков. Одноместных и двухместных. Словно гигантский ребенок, наигравшись, оставил игрушки на волю случая.
– Живее, живее, твари! – хищно размахивал матово блестящим антикварным шмайссером ближайший к Евахнову конвоир. Русский, падла. Грузный, обильно потеющий и от того пуще ярящийся. Преисполненный кайфа от случайно
Командир – поджарый, по-военному опрятный сноб в низко надвинутой военного образца фуражке, в безукоризненно отутюженных брюках цвета хаки и даже не посмевших запылиться коротких сапогах, до селе из-под прикрытых век смотревший куда-то мимо, чуть ли не на палящее солнце, удостоил горлопана ленивым взглядом небесно-голубых глаз. Надменно поморщился и офицерским стеком щелкнул себя по брючине, то ли выбивая пыль, то ли отгоняя мух.
В паре с Евахновым оказался бритый мальчик. Золотую цепочку с него уже успели хамски содрать, прикладом мальчика, чтоб не рыпался, тоже успели поприветствовать, и от нижней губы по подбородку полз вишневый червячок. Но руки им почему-то не связали. А впрочем, куда тут деться? Русским туристам, проданным в рабство…
Тот из иуд, кому достался мегафон, никак не мог натешиться:
– Внимание, внимание! Объявляю права задержанных. Вы имеете праву на добровольную сдачу припрятанных ценностей. Вы имеете право…
Сосед в плейере и маске снова протолкался сквозь толпу перепуганных людей к Евахнову. Несмотря на жару, он чуть пританцовывал. На этот раз гад вырвал из рук генерала сумку и вывалил содержимое на дорогу. Под каблуком крякнули солнцезащитные очки. Сосед вихляво нагнулся, выудил из вороха шмотья так и не надетую футболку с оскалившемся черепом, развернул и приложил к голове: похож? Потом свернул ее на голове заместо банданы от палящего солнца. В бандане и шерстяной маске он выглядел полным крейзи. Остальные вещи – коробок спичек, носовой платок, полотенце из туалета «Ила» – так и остались валяться в пыли, попираемые ногами конвоиров и пленников.
Одинокий, с лоснящимися на солнце алюминиево-мутными бортами «Ил» посреди бескрайней кукурузы казался маленьким кусочком потерянного покоя, частичкой родины, неведомо как отфутболенной в другое полушарие. Грузовые люки были распахнуты, едва слышно жужжала ВСУ [23] , и из зияющего чернотой самолетного чрева на землю летели квадратные контейнеры. На земле смуглые ребятки споро контейнеры вскрывали монтировками, вываливали на землю чемоданы, баулы и сумки, и потрошили багаж. Если не удавалось совладать с замками, в дело шли кривые ножи. Аккуратно откладывали в сторонку приглянувшееся, а остальное брезгливо разбрасывали по полосе. Подстреленными чайками падали на бетон футболки и шорты… Креолы выглядели наглыми лиллипутами, глумящимися над поверженным Гулливером.
23
Вспомогательная силовая установка.
«Ах, Гулливер, Гулливер, старая ты сволочь, – с тоской подумал Евахнов. – Значит, ты меня подставил. Ты знал, чем закончится этот рейс, и решил одним махом избавиться от лишних хлопот с расследованием. Теперь, как только выяснится, что генерал Евахнов самовольно покинул часть и отбыл в неизвестном направлении, всех собак, разумеется, повесят на него. На меня, то есть. Очень удобная версия: я был завербован, организовал нападение на У-18-Б и сбежал, едва запахло жареным. Может, еще и захват самолета впаяют. Никто искать меня не станет, а если и станет, то все равно здесь не найдет. Приговорят к „вышке“ заочно и сдадут дело в архив. Ах, Гулин, Гулин… – Генерал полной грудью вдохнул утомленный солнцем воздух и сжал зубы. На зубах заскрипела пыль.