Тайна Тюдоров
Шрифт:
Я помедлил еще немного, чтобы позлить его. Затем с видимой неохотой протянул измятое послание:
– Вот.
Уолсингем взял письмо. У него были совершенно женские руки, мягкие и белые и, несомненно, ледяные. Он осторожно просунул ноготь под печать и с видом знатока раскрыл письмо. Прочитав, он сложил его и снова запечатал влажный воск.
– Идеальное место для рандеву, – заявил он, подавая мне письмо. – Уединенное, безлюдное и в то же время близко к боковой калитке. Ее высочество играет весьма искусно.
В его голосе звучало холодное восхищение, и
– То есть все так и должно быть? Я-то думал, что… Тут я осекся. Кому интересно мое мнение? Мне велели завоевать доверие Роберта, слушать и доносить и, в случае необходимости, содействовать побегу принцессы. Внезапно я осознал: никто не нанимал меня, чтобы я думал. Я почувствовал себя в точности тем, кем только что назвал меня Уолсингем: зеленый юнец, подвешенный за нити, которые дергает кто-то незримый.
Уолсингем продолжал мерить меня взглядом:
– Ты действительно полагаешь, что в нашем распоряжении есть несколько дней, чтобы как следует отладить план? Сразу видно, какой ты еще новичок. В делах, подобных этому, успех зависит от предприимчивости – и это очевидно любому опытному осведомителю.
– Но, помилуйте, – возразил я, безуспешно пытаясь справиться с гневной дрожью в голосе, – я ведь не просил втягивать меня во все это. Вы меня заставили, разве забыли? Ни вы, ни Сесил попросту не оставили мне выбора. Откажись я помогать вам, и мое тело уже гнило бы на дне реки.
– У нас всегда есть выбор. Просто ты выбираешь то, что в данный момент дает тебе больше преимуществ, – так поступают все. Еще есть возражения?
Его доводы снова обезоружили меня. Какая досада, что мне придется передавать свою информацию именно ему. Однако мое молчание не поможет Елизавете.
– Я подслушал разговор леди Дадли и лорда Роберта, – произнес я будничным тоном. – Его светлость отправляет лорда Роберта схватить леди Марию. Кроме того, он не позволяет Роберту увидеться с ее высочеством и сделать некое «предложение», как это называет мой господин. Сесил должен знать: герцог, вероятно, вынашивает в отношении принцессы другие планы, а вовсе не те, что он предполагает.
Я умолк. Лицо Уолсингема оставалось бесстрастным.
– Напрашивается вывод: герцог не хочет, чтобы сын догадался о его намерениях, – добавил я. – Иначе зачем ему отсылать Роберта?
Уолсингем молчал.
– Вы слышите меня? Каковы бы ни были планы герцога, они опасны для принцессы. Вы сами сказали, что успех зависит от предприимчивости. Давайте же воспользуемся этой возможностью. Ее высочество нужно увезти как можно дальше отсюда и от Дадли.
По виду Уолсингема не было заметно, что его это мало-мальски интересует. Но от меня не ускользнуло, как блеснули под капюшоном черные глаза, а губы едва заметно сжались. Моя информация была важна – и Уолсингем не хотел, чтобы я догадался об этом.
– Я доложу о твоем беспокойстве, – произнес он наконец. – Но меж тем послание должно быть доставлено адресату, иначе твой господин заподозрит неладное. После этого возвращайся к Роберту. Если твои услуги понадобятся, тебя известят.
Я в недоумении смотрел
– А ее высочество? Вы собираетесь предупредить ее?
– Это тебя не касается. От тебя требуется исполнять приказы.
Я не верил своим ушам. Он уже повернулся, чтобы уйти, и я бросил ему в спину:
– Если вы ее не предупредите, это сделаю я.
Уолсингем обернулся:
– Ты что, угрожаешь? Если да, то позволь напомнить тебе одну простую вещь: оруженосцы, доносящие на своих хозяев, не так уж незаменимы.
Я несколько секунд не отрываясь смотрел ему в глаза и лишь затем затолкал письмо обратно под джеркин. Затем у моих ног раздался шлепок.
– Это тебе за службу, – сказал он. – Рекомендую расходовать деньги осмотрительно. Слуги, выставляющие напоказ неправедно нажитое, очень часто оказываются на дне реки рядом с неверными оруженосцами.
С этими словами он вышел. Мне не хотелось даже касаться лежавшего на полу кошелька, однако я заставил себя поднять его и положить в карман, даже не заглянув внутрь.
Я высунулся за дверь. Уолсингема не было видно. Я вышел в коридор и зашагал к лестнице.
Если до этого у меня и были какие-то сомнения, то теперь я твердо решил, что делать. Нужно предупредить принцессу. Доверять Роберту не следует. Видимо, при дворе вообще нет благонадежных людей. Кошелек в моем кармане был не так уж тяжел, но его содержимого определенно хватало на то, чтобы оплатить мое молчание. Уолсингем работал на Сесила, а я мог лишь гадать, какова конечная цель секретаря. Вероятно, цель эта куда сложнее, чем мне позволили увидеть. Сесил, впрочем, едва ли станет намеренно причинять вред принцессе, но вот Уолсингем – тот, похоже, играет по собственным правилам. И я должен обойти его. Возможно, принцесса не захочет меня видеть, но тогда я откажусь двигаться с места, и ей придется принять меня. У нее не будет выбора. Исполненный решимости, я карабкался по лестнице.
Я очутился в галерее, в конце которой виднелись две роскошные двери с изображениями херувимов на косяках. Проделанные в правой стене окошки выходили в сад. Створки были приоткрыты, чтобы в коридор мог проникнуть послеполуденный ветерок. Путь к дверям мне преграждали трое мужчин в бархатной одежде. Я видел их впервые. Впрочем, разглядеть незнакомцев я не успел: стоило мне сделать шаг им навстречу, откуда-то из-за моей спины раздался голос:
– Крест Господень, да что же ты тут делаешь в этот раз?
Я резко повернулся вокруг своей оси и увидел, что по лестнице быстро поднимается знакомая женская фигура. Она сердито грозила мне пальцем. Это была камеристка Елизаветы, та самая, которую я видел в Уайтхолле, – Кейт Стаффорд.
– Разве не говорила я тебе, что кухни не в этом крыле, дубина ты этакая? – воскликнула она.
В ее живых желтоватых глазах светился холодный рассудок, и это совсем не вязалось с нарочито беззаботным тоном. От нее исходил пьянящий аромат сочных яблок и левкоев. Я не знал, смеяться мне или попытаться спастись бегством, однако, встретившись с ней взглядом, понял, что должен подыграть.