Тайна Тюдоров
Шрифт:
– Только позвольте, и я сделаю этот двор и все королевство местом, где вы обретете и убежище, и славу.
– Да, – улыбнулась принцесса. – Ты все для меня сделаешь, правда же, мой милый Робин? С самого детства ты обещал мне солнце и звезды.
– И сейчас готов добыть их для вас. У вас будет все, что вы пожелаете. Лишь попросите – и оно будет вашим.
– Что ж, хорошо. – Она смотрела на него не отрываясь. – Я желаю увидеть моего брата Эдуарда, прежде чем он умрет.
Роберт словно окаменел. Все еще оставаясь коленопреклоненным, он, казалось, мучительно подбирал слова и наконец выдавил:
– Я…
– Неужели? – Она наклонила голову. – Отчего же? Разве у друзей могут быть секреты?
– Это не секрет, – отозвался он. – Но обсуждение подобных вещей есть государственная измена, и вам это известно.
Она звонко рассмеялась:
– Хоть у кого-то в вашей семье есть совесть! По всей вероятности, брат мой еще жив. Иначе говорить о нем не было бы государственной изменой. – Она помолчала. – Я-то надеялась получить все, чего только пожелаю. Почему же ты бросаешь меня в час нужды?
– Вы забавляетесь со мной! – Роберт вскочил на ноги, и стало видно, какой он большой и сильный рядом с хрупкой принцессой. – Я здесь не для забав. Я пришел предупредить вас, что ваше право на трон под угрозой.
– У меня нет никакого права, – быстро возразила она, но ее голос прозвучал не слишком твердо, словно она колебалась. – Моя сестра Мария – наследница престола, а вовсе не я. В таком случае если кого и нужно предупреждать, то только ее.
Роберт взял ее за руку:
– Ну же. Мы ведь больше не дети. Нам нет нужды состязаться друг с другом в остроумии. И вам, и мне известно, что народ не захочет видеть вашу сестру своей королевой. Она воплощает собой Рим и прошлое, все, что они ненавидят.
– И тем не менее она является законной и единственной наследницей, – сказала Елизавета, отняв руку. – К тому же как знать? Мария может сменить веру, подобно многим в наши дни. В конце концов, она Тюдор, и мы не из тех, кто позволяет религии стоять у нас на пути.
Роберт слушал Елизавету как подругу детства, и это придавало ситуации совсем иной смысл. Кто знает, что происходило между ними на протяжении всех этих двадцати лет. Могли ли двое детей, выросших среди интриг и обмана, доверять друг другу?
– Вы что, держите меня за дурака? – воскликнул он. – Мария, если потребуется, будет отстаивать свою веру до самой могилы. Вы знаете об этом, Совет знает об этом, ваш брат, король, знает об этом и…
– И твой отец знает об этом лучше всех, – заключила Елизавета. – Или, точнее, он ожидает подобного расклада.
Она не сводила с него глаз: в ее взгляде светилась дружеская близость, но в нем сквозил и холодный расчет. Рядом с Елизаветой Роберт выглядел как интриган-любитель.
– Ведь из-за этого ты так стремился повидать меня? Последние два дня мы только тем и занимаемся, что выделываем сложные па друг возле друга, – и ради чего? Лишь для того, чтобы ты сообщил мне, будто моя сестра не должна занимать престол, ибо не желает отречься от веры, в которой ее воспитали?
– Кровь Господня! Я здесь, чтобы сказать вам от имени всего народа, что вы, и только вы, имеете право быть королевой. Вы принцесса, которую боготворят, вы та, которую ждут. Люди поднимутся с оружием в руках по первому вашему слову. Они умрут, защищая вас.
– Умрут? – Ее голос звучал одновременно и ласково, и жестоко. – Было время, когда они сделали
Воздух между ними словно уплотнялся от напряжения, и это все сильнее тревожило меня. У их отношений действительно была собственная история, полная переживаний и потрясений. Я впервые видел проявления страстей столь глубоких и столь взрывоопасных – дай им волю, и они сметут все на своем пути.
– Вы вечно меня дразните, – произнес Роберт дрожащим голосом. – Вы не меньше меня опасаетесь, что Мария займет престол. Вы понимаете, что это будет означать конец церкви, которую создал ваш отец, дабы жениться на вашей матушке, и рухнут все надежды на мир и процветание. Не пройдет и года, как она натравит на нас инквизицию. Но вы этого не сделаете, у вас нет намерения преследовать кого-либо. Вот почему на вашей стороне народ и знать. И я. Любой, кто осмелится оспаривать ваше право на трон, познакомится с моим мечом.
Елизавета молча смотрела на него. Из своего укрытия я видел, как она колеблется, взвешивая ставки в этой игре и что сулит ей выигрыш. Я представил, какая, должно быть, сейчас происходит борьба внутри ее, ведь ей только что предложили возможность пересмотреть прошлое, запятнанное кровью ее матери. Думая об этом, я сам напрягся, как животное, готовое к броску. Наконец она заговорила:
– Мое право, сказал ты? Мое ли оно? Или ты имел в виду «наше»?
– Но это ведь одно и то же, – торопливо ответил он. – Я живу, чтобы служить вам.
– Какие вдохновляющие слова! И они зажгли бы меня, не услышь я того же самого от другого человека.
Впервые в жизни я увидел, как Роберт Дадли потерял дар речи.
– Хочешь знать, от кого? – продолжала Елизавета. – Это был твой отец. Да, мой милый Робин, твой отец предложил примерно то же не далее как сегодня днем. Он даже использовал те же доводы и те же приемы искушения.
Роберт как будто примерз к месту.
– Если не веришь мне, спроси у мистрис Стаффорд, – добавила Елизавета. – Она видела, как он покидал мои покои. Ворвался ко мне, когда я отдыхала, и провозгласил, что сделает меня королевой, если я соглашусь выйти за него замуж. Обещал избавиться от твоей матери ради меня или, точнее, ради моей короны. Конечно же, в этом случае я должна сделать его королем. И не королем-консортом, а полноправным монархом, чтобы, если я умру раньше его, скажем в родах, он продолжил править и передал трон своим наследникам, вне зависимости от того, являются ли они моими отпрысками. – Она улыбнулась любезно и безжалостно. – Поэтому тебе следует простить мне отсутствие должного воодушевления. Воодушевление испаряется, если речь идет о Дадли.
Эту сцену она сыграла блестяще. Стало понятно, почему герцог все-таки решил посадить на трон Джейн Грей. Опытный придворный интриган, он заранее заготовил запасной план на случай провала первоначального замысла. Его выступление в Уайтхолле в вечер прибытия Елизаветы было не чем иным, как предупреждением принцессе не становиться на его пути. Но она именно это и сделала, отказав герцогу, лишив его всех надежд на корону и, более того, объявив ему войну. Сесил был прав, говоря, что герцог недооценивает ее.