Тайна «Утеса»
Шрифт:
Увидев меня, миссис Роббинс испустила вздох облегчения и предложила выпить с ней стаканчик сидра, оказалось, она беспокоится о Памеле, «ведь там, на холме, она совсем одна, ни души рядом, кроме этой миссис Флинн, — никого не увидишь, никого не дозовешься».
— Наверно, ваша сестра ужасно храбрая леди, — продолжала миссис Роббинс. — Надеюсь, ей не пришлось столкнуться ни с какими неприятностями?
— Да ну, какие там неприятности? — удивился я. — Более спокойного места я в жизни не видел.
— От души бы хотела, чтобы там и вправду было спокойно, —
Я гадал, отчего может исходить опасность, от цыган? Или от привидений? Но решил что достойнее не расспрашивать поблагодарил за сидр и отправился дальше.
На почте я купил конверты, специи и уксус по списку Памелы. Цикория не оказалось. В табачной лавке на подносе лежали цветные почтовые открытки с видами здешних окрестностей, плохо сфотографированные и плохо напечатанные. На одной из них я разглядел крышу и печные трубы, которые, по моему разумению, принадлежали «Утесу»: как раз то, что нужно, чтобы разослать друзьям с уведомлением о перемене адреса.
— Это ведь «Утес», не так ли? — спросил я владельца лавки — старика, скрюченного ревматизмом.
— Он самый, загляденье, а не дом, — ответил тот, старательно заворачивая мои сигареты. — Рад был узнать, что там снова живут люди.
— У вас наберется дюжина таких открыток?
— Наверно, наберется.
Он стал выдвигать ящики, снимать коробки и в конце концов нашел с десяток открыток, не переставая при этом говорить:
— Может, вы и есть новый хозяин? Ну что ж, надеюсь, вы и молодая леди снова вернете дом к жизни. Последние владельцы были люди нехорошие. Убрались отсюда, задолжав деревне восемь фунтов Непутевые какие-то. Стали распускать дурные слухи про дом — видно, хотели оправдаться, что нарушают договор.
— Так вот, значит, откуда пошли все разговоры! Капитану Бруку, наверно, неприятно, — заметил я.
— И я так думаю! А кое-кто считает по-другому. Но я-то уверен.
Он говорил запальчиво. Шорох бумаги на прилавке заставил меня обернуться.
— Ну а вы, мистер, не будьте так уверены! — сердито вмешался стоявший позади меня старик в допотопных гетрах и заляпанных грязью плисовых штанах, его кирпично-красное лицо исказилось от ярости. — Не слушайте его! А ты, Уилл Харди никакого права не имеешь оговаривать других, и я тебе об этом уже давно толкую. Постыдился бы, несешь про людей всякий вздор, а их тут нет, они за себя постоять не могут.
— Разве это вздор, — возразил Харди — что они сбежали из Биддлкоума, задолжав тут в каждой лавке!
— Не так уж много и задолжали, — парировал защитник Паркинсонов. Оба так и наскакивали друг на друга — хорошо, что их разделял прилавок. — И можно ли их винить, мистер? — воззвал ко мне сердитый старик. — Если они остались без копейки, отдав деньги за год вперед за дом, в котором добрым христианам житья не было?
— Видно они тебе хорошо заплатили, вот ты и веришь в их россказни, — ехидно вставил Харди. — Сам поверил и другим рассказываешь.
— Брехня! —
— Да им просто надоел их дом! Никто из благородных к ним не ходил, вот им и было тошно одним, сидели там у себя на холме, как сычи, поневоле придумаешь причину, чтобы удрать. Только и всего, — невозмутимо объявил Харди с уверенностью, которая могла довести до белого каления.
Сердитый старик даже подпрыгнул от возмущения:
— Если они надумали сбежать, зачем было разделывать сад? Замыслили разбить сад всем на удивление, с цветущими кустами — чистый рай! Она-то — миссис Паркинсон любила этот дом без памяти. А капитан? Разве он не вернул им половину того, что они заплатили? И разве это не доказывает, что там дело нечисто?
— Это доказывает, что он честный человек, а они жулики, раз не постыдились взять деньги обратно.
— «Не место здесь для христиан», мне так еще их кухарка говорила. Слышите, мистер? Эта кухарка там в обморок упала, грохнулась, когда увидела белое лицо на лестнице, да и чего удивляться! Там же умерла миссис Мередит, вот ее жалко!
— Так ты берешь «Садовода-любителя»? Или не берешь? — решительно спросил Харди, все еще усмехаясь.
— Беру, хоть мне не слишком-то нужны эти любительские газетенки, — посчитал нужным объяснить мне садовник. — Вот тебе два пенса и прощай! А вы, мистер, не будьте так уверены. — С этими словами старик вышел из лавки.
— Ну что может поделать капитан с такими людьми, я вас спрашиваю? — обратился ко мне Харди.
— От таких историй хорошего ждать нечего! — ответил я довольно уныло, но моя точка зрения его не интересовала.
— Бедный капитан, — продолжал он. — Все нынче для него изменилось. Когда он жил здесь с дочкой, было чем гордиться. Имели все самое лучшее. Я, помню, выписывал ему табак из Лондона. Теперь обходится простым.
При мысли о таком падении старик, казалось, готов был зарыдать.
— Ну что ж, — заметил я, — наверно, вы правы насчет Паркинсонов и их вымыслов; будем, во всяком случае, на это надеяться.
Я оставил распоряжение насчет газет и направился к причалу.
Кухарка Паркинсонов с ее обмороками произвела на меня не больше впечатления, чем намеки миссис Роббинс, но и удовольствия не доставила. Когда-нибудь мы захотим сдать «Утес» на лето и отправиться в Ирландию или за границу; а из-за этих легенд арендная плата снизится. С другой стороны, подобные разговоры привели и к снижению цены для нас. И может быть, нам следует благодарить этих сплетников. Во всяком случае, Лиззи пока не пугается, а Памеле ничего не мерещится… Странно, но сестра почему-то ни разу не обмолвилась об этих историях. И что за разговоры о смерти миссис Мередит? Господи, да если несчастный старый капитан верит в эти слухи, тогда понятно отчего он так неохотно продавал дом.