Тайна венской ночи
Шрифт:
– А вы позвонили Фаркашу?
– Да, позвонил. Мы были с ним… как сказать… компаньоны в этом деле.
– В котором он должен был два миллиона долларов вашей компании?
Давид угнетенно молчал.
– Давайте быстрее, – устало попросил Дронго, – все равно полиция все быстро выяснит. И про ваш совместный и не очень законный бизнес с господином Фаркашем тоже. А если мне придется выступать свидетелем, то я вспомню, что именно вы советовали Фаркашу убить вашего босса.
– Я говорил это в фигуральном смысле. Это шутка…
– В полиции могут не понять вашу шутку, особенно после совершения
– Я его не убивал, – разозлился Давид, – и дурацких советов тоже не давал. Это была обычная шутка.
– Галимова сегодня убили. После вашей шутки.
– Я не имею к этому никакого отношения! – крикнул Давид.
Сидевшие недалеко Руслан и Амалия даже вздрогнули.
– Не кричите, – строго одернул его Дронго, – я еще не сказал, что вы убийца.
– Я не имею никакого отношения к этому преступлению, – твердо произнес Давид.
– Как вы относились к погибшему?
– Уважал его. Он был руководителем нашей компании.
– Насколько мне удалось услышать, вы его ненавидели. Считали «везунчиком».
– Да, считал, – с явным вызовом сказал Давид. – Он ведь из очень бедной семьи, шестой ребенок в семье маляра. Первые пятнадцать лет он не знал, что такое сытый желудок, новая одежда. Я видел его бывший дом, его детские фотографии. Это был несчастный ребенок, который должен был работать у нас водителем или охранником. Но он стал президентом. Сначала был обычным спекулянтом, перепродавал старые компьютеры, потом наладил какую-то линию готовой одежды, потом вложил деньги в издание книг. В середине девяностых любое дело могло приносить доходы. А когда у него начались неприятности и налоговые органы начали серьезно им заниматься, он женился на своей нынешней супруге. И все сразу от него отстали – ведь мать Айши была двоюродной сестрой самого президента, а в нашей стране родственные связи имеют огромное значение. Вот поэтому я и считал его «везунчиком». Но, очевидно, зря так считал. Сейчас мы в разных положениях, и я полагаю, что мне лучше, чем ему. Поэтому готов взять назад свои слова про «везунчика».
Из приемной менеджера вышли Иосиф Яцунский и его супруга. Он держал ее за руку, она вытирала слезы.
– Несчастный Анвар Кадырович, – вздохнула Инна.
Яцунский посмотрел на собравшихся.
– Нам разрешили подняться в свой номер, – сообщил он печальным голосом, – Инна очень плохо себя чувствует. Сейчас позовут фройляйн Вурцель, а потом ее попросят быть переводчиком для остальных, хотя я сообщил господам следователям, что наш компаньон Фаркаш немного владеет немецким. После допросов всем разрешат подняться в свои номера. А завтра утром мы должны будем встретиться, сразу после завтрака.
Вероника поднялась и вошла в приемную, чтобы пройти в кабинет менеджера. Яцунский посмотрел на Дронго.
– Вы тоже следователь? – мрачно спросил он по-немецки.
– Нет, – ответил Дронго по-русски, – я частный эксперт.
– Участвуете в расследовании, – понял Иосиф Александрович. – Правильно делаете. Только я думаю, что это был какой-то сумасшедший. Насколько я понял, убийца даже не взял деньги из кармана несчастного Галимова. Это был точно какой-то одержимый маньяк.
– Почему обязательно маньяк? Может, Галимова убил Фаркаш. Ведь
– Фаркаш? – Яцунский оглянулся, поискав глазами Дьюлу. – Он бизнесмен, а не убийца.
– Кажется, Карл Маркс написал, что если капиталу обеспечить пятьсот процентов прибыли, то нет такого преступления, перед которым он бы остановился.
– Не думаю, что Фаркаш мог бы на такое решиться, – возразил Яцунский.
– Мы можем наконец подняться наверх или пройдем еще один допрос? – простонала Инна.
– Мы уходим, – кивнул супруг, направляясь в сторону лифта.
В кабинет менеджера вызвали Дьюлу Фаркаша. Там уже находилась Вероника, хотя сам Дьюла очень неплохо говорил по-немецки. Дронго снова взглянул на Давида.
– Сейчас позовут вас. Вы не сможете мне подсказать, о каком таком секрете вы говорили с Русланом и Амалией? Вы даже обсуждали, стоит ли об этом говорить Галимову или нет.
– Вот этого я вам не скажу, – живо встрепенулся Давид, – это не мой личный секрет. Спросите у них; если они захотят, то сами вам все расскажут.
– Так я и сделаю. Что теперь будет с долгами Фаркаша? Как вы считаете?
– Не знаю. Если Яцунский разрешит, то мы их реструктуризируем. Но Яцунский пока не президент компании. Двадцать пять процентов акций принадлежат уважаемой супруге посла, а еще двадцать пять теперь отойдут жене Галимова. Значит, контрольный пакет все равно будет у них и они сами будут решать, что им делать. Яцунский не имеет права решать от их имени.
– Значит, если судить объективно, смерть Галимова была выгодна Фаркашу и отчасти вам.
– Да, – согласился Давид с явным вызовом, – она была выгодна всем нам. Но только я его не убивал, это точно.
Дронго повернулся и подошел к Руслану и Амалии. При его приближении Руслан поднялся, заслоняя Амалию, словно собираясь ее защитить.
– Простите, что беспокою вас так поздно, – начал Дронго, – представляю, в каком вы состоянии.
– Вы следователь? – удивился Руслан.
– Не совсем. Я всего лишь частный эксперт. У меня к вам несколько вопросов.
– Какие вопросы?
– Я был в парке, когда вы оказались рядом со мной, и я случайно услышал, как вы разговаривали с Давидом. Он спрашивал вас о каком-то секрете, а вы говорили, что пока не решились сообщать об этом Галимову. И даже сказали, что он расстроится.
Руслан взглянул на Амалию.
– Да, – кивнул он, – все так и было.
– Я могу узнать, о каком секрете шла речь?
Руслан снова посмотрел на сидевшую рядом молодую женщину. Она едва заметно кивнула.
– Можете, – ответил Руслан, – мы собираемся пожениться.
– И это был тот самый секрет, который мог расстроить вашего босса и о котором вы не решались никому говорить? – не поверил Дронго.
– Нет, – ответил Руслан, – мы говорили о другом секрете.
– Я могу узнать, о каком?
– Это наше личное дело.
– Простите, – возразил Дронго, – если бы сегодня ночью не произошло убийство, то я никогда в жизни не позволил бы себе подойти к вам и задавать подобные вопросы. И уж тем более признаваться в том, что невольно стал свидетелем вашего разговора. Но после смерти Галимова все ваши секреты мне кажутся несколько надуманными.