Тайна всех тайн
Шрифт:
В середине девятого часа по требованию системы ОЦУТа автоматов объективной оценки утомления - Карцевадзе и Речкина прервали работу и ушли отдыхать, хотя Вента клятвенно обещал всего через 10 минут доставить каждую из них в свою каюту по наиболее короткому и, следовательно, настаивал он, по самому легкому, разумному, выгодному пути. Получалось, что Речкина пройдет через склад продовольствия, Карцевадзе через карантинный отсек, блок автоврача и ванную комнату.
Ждать они не стали, молчаливо решив, что затея Венты не удалась.
Как и обычно, Лена Речкина проснулась,
Чувствуя, как наливается жаром лицо, забыв, что на ней надет магнитный комбинезон для сна - в общем точно такой же, какой она носит днем, - Лена схватила первую подвернувшуюся под руки одежду и начала натягивать на себя. Это был спецкостюм для силовых гимнастических упражнений, сработанный из дерюги в сантиметр толщиной.
Вспыхнул сигнальный огонек. Кто-то вызывал ее. Продолжая лихорадочно одеваться и не глядя в сторону Венты, Лена нажала кнопку согласия на разговор (без такого ответа к находившимся в каютах мог обращаться только общий дежурный, причем видеосвязи с каютами вообще не было). И тотчас загремел голос Веры Карцевадзе:
– Послушай, Ленок! У меня - чертовщина из чертовщин! Самая настоящая!
– Что у тебя? О чем ты говоришь? Что у тебя там случилось?
– прерывающимся голосом спросила Лена.
– Лежу в кольцевом коридоре, - продолжала Карцевадзе. Честное слово! Под вентиляционной трубой!.. Проснулась, подумала, что надо добираться до ванной... И глядь - лежу в коридоре. Под трубой.
– Она помолчала.
– Впрочем, стоп. Я разобралась. Надо мной балдахин из эластичного феррилита. Ну да! Штучки проклятого Венты! Его чертов формирователь! Всю ночь мне снилось, что я у себя в селе, еще девочкой, сплю в кроватке под балдахином, и пожалуйста! А как у тебя?
– У-у меня никак, - ответила Лена, осторожно поворачивая голову и краем глаза видя, что Вента все еще стоит посреди каюты.
– Негодяй!
– говорила Карцевадзе.
– Подумать только, какой негодяй!
– Она вдруг вскрикнула: - Это что еще? О господи! Лишь этого мне не хватало!
Раздались аккорды сигнала общего оповещения. Послышался смеющийся голос Венты:
– Девушки! Как вам живется? Вы там у себя ничего особого не замечаете?
– Чтоб тебя черти побрали, - ответила Карцевадзе.
– Ничего не понимаю, - продолжал Вента.
– Я же хотел только из отсека в отсек свободно ходить. А тут сижу, замечтался, футбольные ворота себе представил: хорошо бы сыграть! Глядь - стоят во всю стену ворота. И с сеткой!.. Вы скорей приходите, я теперь боюсь вообще думать. Надо как-то эту петрушку расхлебывать, - закончил он самым ликующим тоном.
– Понимаю, - отозвалась Лена.
Она глубоко вздохнула, грустно усмехнулась и начала стягивать с себя спецкостюм. Получалось, что всякая мысль, нашедшая в мозгу любого из них яркое образное выражение, неизбежно теперь окажется олицетворенной в этих феррилитовых
– Идиот ты несчастный!
– опять закричала Карцевадзе. Вот я приду сейчас...
Лена смело взглянула на Венту, стоявшего посреди комнаты: она теперь не боялась его. Копия была удивительно точной. На лице застыло вцражение озорства и растерянности, то самое, с каким он говорил: "Я хотел тогда поцеловать тебя, Леночка".
"Никто не видит, я могу любоваться", - подумала она и посмотрела на Венту уже не только смело и без смущения, но с радостным удивлением.
– "Я хотел тогда поцеловать тебя", - шепотом проговорила она, передразнивая его, и вдруг увидела, что рядом с Вентой, прильнув к нему, стоит она сама!
В растерянности Лена с минуту вообще ни о чем не могла думать. "Но как же? Как же?
– мысленно повторяла она, и лишь постепенно к ней возвратилась обычная собранность.
– Надо подумать о чем-то другом. Представить вместо всего этого книжный шкаф, стол... Скамейку!"
Плотно зажмурив глаза, она заставила себя ярко-ярко увидеть садовую скамейку на литых чугунных ножках и россыпь кленовых листьев на земле вокруг...
Она открыла глаза. Все так и было: скамейка, оранжево-желтый ковер опавших звездчатых листьев...
"Пока не разобрались с этим, самая строгая дисциплина, приказывала она себе.
– Думать только о деле. И только логически! Никаких эмоций! Никакого образного мышления!"
Уходя из каюты, она оглянулась: садовая скамейка и не подумала исчезать. Магнитный формирователь знал свое дело. Вот только зависим он был совсем не так, как ожидалось.
В операторской Лена увидела Венту и Карцевадзе. Они стояли друг против друга в позах готовых к поединку боксеров, а между ними высилось что-то похожее на куст цветущей сирени.
Лена пригляделась. Это была вздыбившаяся прямо посреди пола морская волна. Возле нее лежало несколько больших бело-зеленых арбузов и здоровенное бревно. Его старая кора была в трещинах и наростах. Жаба сидела на одном из них.
– Ты смотри, - сказала Карцевадзе, - какие невинные штучки! Концы в воду прятал!
– Она повернулась к Венте.
– Признайся: что было? Вот это, вместо арбузов?
– Что было, то было, - сердито ответил Вента.
– Про это я тебе не обязан докладывать.
– Я принимаю дежурство, - сказала Лена, подойдя к приборной панели и переключая несколько тумблеров.
С этого момента ее суждения пользовались наибольшим весом для логических машин Автономного пульта.
Лена продолжала:
– Прежде всего надо выяснить, как обходиться с этими... Она замялась.
– С этими...
– Творениями, - подсказала Карцевадзе.
– Вообразить только! Мне явилось такое... Никакими словами не передать! Оно и сейчас там, в каюте. Бр-р! И знаете...
– Держась за сердце, Карцевадзе крутила головой.
– Еще два-три таких сюрприза... Мне этот милый поклонник и на Земле достаточно крови попортил. Полетим сегодня на Сорок девятую, и с этой станции я не вернусь.