Тайна выеденного яйца, или Смерть Шалтая
Шрифт:
— Нет, сэр. Документальный фильм на кабельном канале «Крот — шестьдесят два».
Он помрачнел. Откровенно помрачнел. В Рединге ожидали большего. Бриггс сел и снова посмотрел на ее заявление.
— Здесь говорится, что у вас имелось одно взыскание: вы ударили инспектора Фулва ониксовой пепельницей. Почему?
— Настольная лампа была слишком тяжелой, — честно ответила она, — а если стулом, то могла бы и убить.
— А это, разумеется, противозаконно, — заметил Бриггс, радуясь возможности продемонстрировать юридическую подкованность. — Что случилось? Личные разногласия?
— Тут виноваты обе стороны, сэр, — ответила она, сочтя за лучшее проявить объективность в этом деле. — Я сглупила. А он повел себя… непорядочно.
Бриггс
— Ладно, я вас не виню. Хебден всегда был хамоват. Однажды на корпоративной вечеринке он дернул застежку лифчика моей партнерши, знаете ли. Правда, тогда на ней не было лифчика, — добавил он, — но намерения были очевидны.
— Очень похоже на инспектора Фулва, — ответила Мэри.
Бриггс с минуту барабанил пальцами по столу.
— Хотите послушать, как я играю на тромбоне?
— А если нет, это отрицательно повлияет на мою карьеру?
— Весьма вероятно.
— Тогда с удовольствием послушаю.
Бриггс подошел к кушетке, взял тромбон, подвигал кулису и извлек несколько звуков — к великому раздражению обитателей соседнего кабинета, которые принялись сердито молотить в стенку.
— Там отдел по борьбе с наркотиками, — печально сказал Бриггс, опуская инструмент. — Законченные варвары. Не способны оценить хорошую мелодию.
— Мне бы хотелось узнать, — сказала Мэри прежде, чем он успел еще что-нибудь сыграть, — какой род деятельности предполагает должность сержанта, на которую я претендую. С кем мне придется работать?
Бриггс посмотрел на часы.
— Отличный вопрос. Через десять минут начнется пресс-конференция. У меня имеется следователь, которому отчаянно нужен сержант, и, по-моему, вы вполне подходите. Идем.
Конференц-зал располагался пятью этажами ниже, но возбужденный гул нетерпеливых журналистских голосов достиг их слуха, еще когда они шли по коридору. Мэри с Бриггсом пробрались в зал и устроились со всеми возможными удобствами — если можно удобно стоять в дальнем углу большой просторной комнаты. Окинув взглядом сцену, над которой висел транспарант с надписью «Полицейское управление Оксфорда и Беркшира», и многолюдную аудиторию, Мэри поняла, что к пресс-конференциям здесь относятся куда серьезнее, чем она привыкла. Видимо, это отражало превосходство данного города перед Бейзингстоком в смысле серьезных преступлений. Не то чтобы здесь убивали чаще, чем в Бейзингстоке, просто убийства были выше качеством. В Рединге и других городах долины Темзы предпочитали убийства из серии «пирожное со стрихнином» или «удушение шелковым платком», где всегда имелась куча интересных подозреваемых, сложные мотивации и незначительные на первый взгляд улики, спрятанные в клубке невероятно запутанных свидетельств, который тем не менее разматывался за неделю-другую. Убийства же в Бейзингстоке в основном являлись обычной пьяной бытовухой, и на их расследование уходило не больше часа, а то и вовсе ничего. Мэри работала по шести убийствам и, к великому своему разочарованию, ни разу не обнаружила той чудесной улики, которая на первый взгляд казалась бы совершенно незначительной, но в самый критический момент переворачивала бы все дело с ног на голову и проливала свет на убийцу, прежде успешно избегавшего подозрений.
Но времени на раздумья о недостатках воображения у преступного сообщества Бейзингстока уже не оставалось, поскольку журналисты вдруг зашикали, зал взорвался аплодисментами и из боковой двери эффектно появился красивый мужчина лет пятидесяти.
— Господи! — воскликнула Мэри. — Да это же…
— Именно, — подтвердил Бриггс с гордостью отца, только что пронаблюдавшего, как его отпрыск выиграл все состязания в День спорта. — Старший инспектор Фридленд Звонн!
Фридленд Звонн! Собственной персоной! Под восхищенный шепот знаменитый детектив поднялся на сцену. Два десятка собравшихся в зале корреспондентов занесли над блокнотами ручки, готовясь записывать его слова.
— Спасибо, что пришли, — начал
Мэри тоже зарумянилась. Она обнаружила, что ее влечет к нему почти рефлекторно. Он был силен, красив, умен, бесстрашен — самый доминантный среди доминантных самцов. Работать с ним — высокая честь.
— Все прояснилось, когда я обнаружил следы выпечки вокруг огнестрельной раны на груди полковника Пибоди, — начал великий детектив. Его звучный голос заполнял зал, словно музыка. — Это были остатки корочки. Соотношение масла и муки в ней, как я выяснил, идентично соотношению данных ингредиентов в небольшом пирожке с ветчиной. Убийца стрелял через пирожок, дабы заглушить звук выстрела. Выстрел, прозвучавший позже, оказался хлопком шутихи, подожженной запальным шнуром и тем самым обеспечившей убийце алиби. Этим убийцей, как я теперь могу вам сказать, была…
Вся комната подалась вперед в ожидании финала. Звонн, чьим единственным недостатком являлась склонность к игре на публику, для пущего эффекта сделал паузу, прежде чем назвать убийцу.
— …мисс Клеа Мангерзен! Невеста жертвы и, о чем никто из нас не подозревал, единственная наследница по завещанию, спрятанному, как и ожидалось, в пустотелом бюсте сэра Вальтера Скотта. Да, мистер Рубайлис? У вас есть вопрос?
Джош Рубайлис из газеты «Жаб» тянул руку с первого ряда.
— А какое значение имели следы заварного крема, найденные на подтяжке носка полковника?
Фридленд поднял палец.
— Блестящий вопрос, мистер Рубайлис! Мне пришлось напрячь дедуктивные способности до предела. Потерпите немного, сейчас я поведаю вам о последних минутах жизни полковника Пибоди. Смертельно раненный, понимающий, что жить ему осталось несколько секунд, он должен был оставить нам какое-то указание на убийцу. Записка? Разумеется, нет: убийца найдет ее и уничтожит. Безошибочно предположив, что убийство подобного масштаба попадет в мои руки, он решил оставить подсказку, которую мог разгадать только я. Зная пристрастие полковника к анаграммам, я быстро понял, что он пытался донести до меня. Подтяжка для носка была сделана во Франции. Заварной крем по-французски звучит как «крем англез», а анаграмма дает нам «Кле Мангерз», и это не просто прямо указывает на убийцу, но также говорит о том, что полковник умер, не успев закончить анаграмму!
Снова аплодисменты. Звонн поднял руку, чтобы утихомирить собравшихся, и продолжил:
— Но поскольку суд не примет в качестве доказательства улику, завязанную на анаграмму, мы отослали пирог с ветчиной на анализ и сумели найти булочную, где он был куплен. Предположив, что подозреваемая может иметь пристрастие к пирожкам, мы взяли магазин под наблюдение и вчера вечером арестовали мисс Мангерзен, после чего она разрыдалась и призналась в убийстве. На этой драматической ноте расследование было завершено. Мой верный жизнерадостный кокни, мой помощник и биограф сержант Хламм, конечно же, напишет полный отчет для «Криминального чтива» в должный срок, после окончания всех судебных формальностей. Леди и джентльмены, дело закрыто!
Журналисты, все как один, вскочили и разразились аплодисментами. Звонн прекратил восторги скромным мановением руки и отбыл, пробормотав, что ему нужно еще посетить госпиталь для бедных больных сирот.
— Он великолепен! — выдохнула Мэри, каким-то образом убедив себя (как и все дамы в помещении), что Звонн подмигнул лично ей, отметив именно ее в этом забитом народом зале.
— Согласен, — ответил Бриггс, отходя в сторону и пропуская репортеров, которые цепочкой потянулись к выходу, торопясь поместить новости в вечерний выпуск. — Вам понравилось это «дело закрыто»? Мне бы такую фирменную фразу! Он сокровище не только для Рединга, но и для всей нации: лишь немногие страны не обращались к нему за советом по поводу какого-нибудь трудного или абсурдно запутанного случая.