Тайна Высокого Замка
Шрифт:
Владек сидел за столом и при тусклом свете керосиновой лампы читал книгу, отглатывая из жестяной кружки совсем уже остывший суррогатный кофе, когда открылась дверь, и вбежал, учащённо дыша, младший брат.
— Где ты шляешься так поздно? — вздохнула мать.
Франек молчал. Задыхаясь от спешки и волнения, то и дело отводя с потного лба непокорную прядь волос, он снимал возле дверей сандалии, чтобы мать не заметила оторванной подошвы. Утром Франек починит сандалий, и всё обойдётся без крика и шума.
В комнате привычно пахнет сохнущими пелёнками, рогожей, сыростью, а на душе Франека так непривычно тоскливо, тревожно, страшно… Вот
— Иди сюда, — закрыв книгу, позвал. Владек.
Франек с виноватым видом приближается к столу, не решаясь поднять глаза на брата.
— В экспедицию «Курьера» [2] ходил? — спрашивает. Владек.
— Тта… — едва открыл рот Франек, как мать перебила:
2
«Курьер львовски» — польская газета.
— У него на всё отговорка готова. — Чем же ты был так занят?
— Ну и ну! — вздыхает мать. Её усталого лица с глубокими складками у рта и грустными глазами Франек не видит.
Что может сказать Франек? День он прожил довольно воинственно: участвовал в двух уличных сражениях с мальчишками, которые пытались поймать Данька и поколотить за его подлости. Бегал на бассейн, но совершенно зря. Кому-то вздумалось оцепить верх забора колючей проволокой, вот и попробуй после этого поглядеть, как в бассейне состязаются в плаваньи панычи… Матери, конечно, Франек сегодня ничем не помог… даже пару вёдер воды не принёс… А тут ещё это…
Ожидая каждую секунду вторжения маклера (а ясно, что тут и без полицейского не обойдётся, и тогда катастрофа неизбежна), Франек после мучительной душевной борьбы чистосердечно признается брату, в какую беду втравил его Данько-пират.
— Склад обворовать! — простонала мать.
Владек только головой покачал, сразу не находя подходящих слов. Потом вдруг заговорил, шагая по комнате.
— Да, плохая компания — что угли. Если не обожжёт, то запачкает…
Остановился, задумался.
— А что если это провокация?.. Если всё подстроено?.. Эх, Франек, Франек, сколько раз я тебя просил, не водись ты с этим Даньком! Н-да… Хорошо, что эта продажная шкура не схватил тебя и не потащил в полицию. А то явились бы сюда, конечно, обыск, подкинули бы пару запрещённых книг, а там — «шпион красных», и на самом законном основании бросили бы меня в Берёзу [3] .
Франек оцепенел. Он вдруг отчётливо понял, какой опасности подвергал любимого брата, за которого не задумываясь отдал бы свою жизнь.
3
Берёза Картузская — концентрационный лагерь смерти в бывшей панской Польше, куда фашистские пилсудчики ссылали без суда и следствия политических заключённых.
Мать хотела Франека побить, «как гадкую собаку», но. Владек не дал.
Тогда она ринулась во двор, чтобы посчитаться с маклером, который роет им яму, и вывести на чистую воду этого негодяя, у которого каждый месяц меняются служанки.
— Не поднимайте шума, мама, — успел удержать её сын. — А то мне придётся уйти насовсем из дому.
— Храни тебя бог. Владек, — испугалась мать. — Сперва я выгоню вон этого разбойника…
Тут она
Владек бережно усадил на скамью растревоженную мать, глазами давая понять Франеку, чтобы тот ложился спать.
Франек мигом очутился в кровати рядом с большеглазой Юлькой, которая испуганно выглядывала из-под пёстрого лоскутного одеяла.
— Ну, гляди же, сынок, житья нам нет от этого подлеца, — чуть не плача, жалуется мать.
«Подлеца»? Ясно, это уже относится не к Франеку. Это она про маклера Антонюка, другим именем мать его не величает.
— Владек, сынок, есть и на черта гром! Ты поляк, тебя скорее власти послушают, чем этого хлопа [4] , — волнуется пани Андрииха. — Сходи сам в полицию, заяви, нету нам житья… И что он зарится на этот гараж с дырявой крышей? Авто что ли задумал себе купить?
4
Хлоп — так в панской Польше презрительно называли украинцев.
— Хочет у Карла Райха весь дом откупить, — тихо вносит ясность Франек. — Ихний Данько хвалился.
— О, слышишь? Благодарение богу, мы поляки…
— Не за что нам его благодарить, — жёстко оборвал. Владек.
— Храни тебя бог… — испуганно перекрестилась на распятие мать. — Я, сынок, хочу сказать, в полиции всё-таки наши, а поляк поляку зла не причинит из-за какого-то хлопа! Они уже покажут ему своё место. Благодарение богу, не очень-то им волюшку дают у нас в Польше.
— Можно подумать, честным полякам эту волюшку дают у нас в Польше? — вспыхнули злым блеском серые глаза Владека. — Не то вы говорите, мама. Попади я сегодня в дефензиву [5] , меня там не украинцы будут пытать, а «наши», как вы называете всех поляков, не делая между ними разницы. Конечно, на собачьих должностях, чтобы вынюхивать и доносить, в дефензиве на тайной службе состоят и вот эдакие оуновцы [6] , как маклер Антонюк. Так зачем же, мама, таких выродков с целым народом связывать? Разве Антонюк похож на водопроводчика Миколу Онишака? Или на нашего соседа сапожника Тараса Стебленко?
5
Дефензива — политическая полиция.
6
ОУН — организация украинских националистов.
— Тоже сравнил. Да таких людей теперь днём с огнём не найдёшь. Можно сказать — други они наши, — смягчается пани Андрииха.
— Таких гораздо больше в жизни, мама, чем Антонюков. И они не сидят сложа руки, они борются за лучшую долю своего народа. Ты на самого жалкого червяка наступи ногой, и тот поднимется. А тут людям на горло становятся… рабочим людям на горло становятся… Но ничего, скоро за всё посчитаемся. У наших продажных правителей уже горит земля под ногами…
— Замолчи, бога ради, — испуганно замахала руками мать. — Не хочу, не хочу я в доме слышать никакой политики… Хватит того, что вот уже два месяца ты ходишь без работы из-за этих своих митингов… И панна Ванда, такая элегантная, такая образованная, отвернулась от тебя…