Тайна XV
Шрифт:
— Раб! Пусть найдут Альфу и пусть он явится без оружия видимого или скрытого, с завязанными глазами, между двумя безмолвными носителями кинжала и чаши!
Черный страж дверей поклонился и вышел.
Коинос страшно бледный, думал:
— Если Оксус знает, угадывает или предчувствует, я погиб… и Ксаверия со мной…
Учитель опустил голову. Все братья были погружены в свои размышления… Коинос старался в это время собраться с мыслями.
Наконец, дверь отворилась, появился негр и закрыв дверь,
— Альфы нет в Космополисе. Его служебная табличка указывает, что он производит разведку около острова Аржир. Но воздушный часовой не записал его выезда. Альфа отправился 8–29–XX.
— Хорошо! — сказал Оксус.
И повернувшись к Коиносу, Оксус спросил:
— Коинос, это вы приказали ему сделать эти разведки?
— Да, учитель.
— Зачем?
— Потому что я задумал проект прорыть от Космополиса к морю подземный канал, для подводных лодок, планы которых вам представил на рассмотрение Миниок.
Миниок, один из XV-ти, худой и длинный, с кирпично-красным цветом лица, одобрительно улыбнулся широкой улыбкой.
— Почему вы не представили мне на рассмотрение этот проект? — спросил Оксус.
— Я не хотел этого делать, прежде чем у меня будут точные сведения…
— Хорошо, — прервал его спокойно Оксус, — Альфа будет посвящен только завтра.
Коинос вздохнул спокойно.
В самом деле Оксус приказал:
— Раб, пусть явится сейчас воздушный часовой, который был дежурным в час отбытия Альфы, — приказал Оксус.
Спустя пять минут негр вернулся. Он держал за руку маленького рыжего человека, глаза которого были завязаны. Оба, входя, сделали три шага по зале и остановились.
— Какая его цифра? — сказал Оксус.
— 75, — отвечал негр.
— Так вот! Ты, 75, знаешь ли кто уезжал во время твоего дежурства?
Человек побледнел, он колебался.
— Никто! — сказал он, наконец.
— Ты лжешь! — сказал Оксус сухо. — Авион вылетел в 8–29–XX. Что ты делал? Отвечай!
Человек весь дрожал и едва слышным голосом прошептал:
— Я спал.
— Знаешь ли ты, что ты заслужил смерть?
У несчастного вырвалось рыдание.
— Раб! — продолжал бесстрастно Оксус. — Раб, выслушай мою волю…
— Слушаю, повелитель!
— 75 будет казнен через час перед собранием товарищей и невольников. Проводи его на эспланаду.
Негр взял за руку едва стоявшего на ногах осужденного и увел его, в то время, как Оксус говорил:
— Коинос, вы приведете в исполнение приговор…
Коинос ответил:
— Учитель, буду послушен!..
Он думал о Ксаверии, и у него не было ни малейшего угрызения совести в том, что он отчасти был убийцей этого человека.
— Инцидент исчерпан, — продолжал Оксус, — перейдем к вопросам более важным, чем смерть Алкеуса!
Он сделал паузу и продолжал голосом необыкновенно авторитетным:
— Братья!
При этих неожиданных словах Коинос почувствовал страшное беспокойство.
— Алкеус любил женщину, которая досталась ему. Эта женщина не захотела ему подчиниться, и Алкеус решил умереть. Если бы ему не представился случай умереть со славой, он лишил бы себя жизни.
Он встал и с повелительным жестом продолжал:
— Братья, передо мной, вашим повелителем, передо мной, который для каждого из вас более чем отец, будьте благородно откровенны… Слушайте!.. Пусть те из вас, которые уверены в том, что могут убить без сожаления, если надо, женщину, вошедшую в их дом и в их жизнь… пусть те встанут и пройдут направо!..
При этом неожиданном страшном приказании среди четырнадцати воцарилось страшное смущение… Лица всех вдруг исказились.
И один только человек встал; один только спокойно перешел направо от учителя: это был Киппер.
Оксус нахмурил брови, в то время как неподвижно сидевшие тринадцать мятежников с видимым смущением смотрели друг на друга.
Спокойно, бесконечно печальным голосом учитель предложил:
— Мои бедные дети. Только один из вас господин своей воли. Если бы я был только вашим учителем, я убил бы вас в один миг. Я в состоянии это сделать! Достаточно нажать один коммутатор, которого вы не знаете и никогда не узнаете, чтобы кресла, на которых вы сидите, сделались для вас орудиями смерти.
Дрожь пробежала по телу тринадцати, но ни один не встал.
Оксус понял их мысль.
— Я знаю, — продолжал он с улыбкой гордости и печали, — что вы не боитесь смерти. И что вы предпочитаете скорее умереть, чем восстать против меня.
Наступило молчание; глаза некоторых из тринадцати выражали волнение. Оксус был их учитель, их отец, их бог!.. И не было случая, где бы их воля не склонилась перед его волей… Но на этот раз брало верх что-то неизвестное и всемогущее.
Да, верно, они скорее готовы умереть, чем возмутиться против него; но они тоже скорее умрут, чем исполнят его волю во вред молодым девушкам.
Учитель поднялся, протянул правую руку и спокойно, бесконечно печальным и усталым голосом сказал:
— Дети мои, вы меня победили… Потому что я вас люблю… Я не убью вас. Но вы должны выбирать между моей смертью и вашей клятвой…
И повернувшись к единственному из XV-ти, который перешел направо, он сказал:
— Киппер, произнесите слова клятвы.
Холодно, сухо, без единого жеста Киппер произнес:
— Жизнью и смертью, всем что я любил, люблю и буду любить клянусь быть послушным Оксусу, что бы он мне ни приказал.