Тайна заброшенной часовни
Шрифт:
Когда наконец воцарилась тишина, отец смачно облизнулся и обратился к маме.
— От имени всех присутствующих — сказал он, — прошу вас выступить с заключительным словом, в котором необходимо указать, какие части дичи, до настоящего момента именовавшейся Пацулкой, пойдут на то или иное блюдо завтрашнего обеда.
Сказав так, отец тоненько захихикал, вытер слезы и пересел в угол, чтобы без помех наблюдать за реакцией общества.
А понаблюдать было за чем: большинство собравшихся извивалось, корчилось и подпрыгивало на месте под аккомпанемент разнообразнейших звуков, напоминающих
— Дамы и господа! — сказала она, когда наступила тишина. — После глубокого и всестороннего изучения как дикого нрава Пацулки, так и способов приготовления воскресных обедов из дичи, предлагаю следующее меню. На закуску маринованные веснушки и ушки под майонезом.
— Ну?! — с интересом воскликнул Пацулка, а отец, глядя на него, сполз со стула на пол.
— Затем, — продолжала мама, — окорок в сметане по-польски. Рецепт необычайно прост: полтора килограмма окорока, вымоченного в уксусе, сто пятьдесят граммов зелени, восемьдесят граммов свиного сала для шпиговки, пятьдесят граммов топленого масла для жарки, две столовые ложки муки, четверть кило сметаны и три ягоды можжевельника.
— Ну, — деловито одобрил Пацулка. — Рецепт ему явно понравился, и он с таким наслаждением похлопал себя по пузу, что никто даже не стал пытаться сдержать смех.
— Ой! — стонала мама.
— Ой, не могу! — задыхался отец.
— Ох, спасите! — рыдали Брошек и Влодек, а девочки, судорожно хватая губами воздух, свисали со стульев, точно обеспамятевшие угри в сачках.
Таким образом на поле боя — в здравом уме и полной памяти — остался один Пацулка.
Чувствуя себя победителем, он — в порыве великодушия к побежденным соперникам — решил в заключение продемонстрировать, что им и вправду предстоит отведать пищу богов. Поставив ногу на стул и выпятив колесом грудь, он издал великолепный рык, какого не постыдился бы самый старый зубр из Беловежской Пущи.
На мгновение все умолкли, а Пацулка, скромно потупившись, стал ждать завершающего приступа смеха, который доконал бы всех присутствующих.
Но… не дождался.
В эту самую минуту раздался громкий стук в дверь, и незнакомый голос закричал:
— Откройте! Милиция!
В столовой воцарилась мертвая тишина.
Воскресный обед, окорок в сметане и маринованные ушки были молниеносно забыты.
— Это еще что? — удивился отец.
— Похоже, игра наших деток зашла слишком далеко, — пробормотала мама.
— Какая еще игра? — не сулящим ничего хорошего голосом спросил отец.
Мама только махнула рукой.
— Неважно.
— Гм! В таком случае, может быть, кто-нибудь из молодых людей потрудится открыть дверь? — тоном, испугавшим даже маму, сказал отец.
К счастью, Брошек успел сообразить, что незнакомый голос не столь уж и незнаком. Он также вспомнил, что в Черном Камне есть один человек, обладающий весьма своеобразным чувством юмора.
— Вряд ли это милиция, — сказал он. — Полагаю, что это шуточка одного остряка.
Брошек не ошибся. Перед
— Мое почтение! — воскликнул пан Краличек, не переставая хохотать и подмигивать глазом в желтой, как одуванчик, оправе.
— Вечно ты со своими идиотскими шуточками! — укорила мужа пани Краличек. — Вы уж простите моего Ендруся.
— Чем мы можем быть вам полезны? — спросила Ика у пана Краличека, который, обидевшись, напустился на жену.
— Почему это идиотскими? — сварливо сказал он.
Альберт улыбнулась с убийственной любезностью.
— Шутка просто отменная, — сказала она. — От-мен-на-я!
Пан Краличек поглядел на жену, потом на Катажину-Альберта и наконец грустно уставился на затянутое тучами небо.
— Да чего уж там! — вздохнул он. — Не получаются у меня отменные шутки, хоть ты тресни!
Этим заявлением он обезоружил ребят, а пани Краличек посмотрела на мужа с нескрываемой нежностью.
— Вечно ты влипаешь в дурацкие истории, дорогой мой толстячок, — печально сказала она. — А потом сам сгораешь от стыда.
— Ладно уж тебе. — Ендрусь сделал вид, что обиделся, но глаза у него стали как у побитой собаки. Неудивительно, что Ике сделалось его жаль.
— Так чем мы можем быть вам полезны? — повторила она и закусила губу, потому что в этот момент панна Эвита нежно улыбнулась Брошеку. Хорошо еще, что тот был увлечен разглядыванием своих кроссовок.
— Мы присли, — сказала панна Эвита, — полюбоваться пейзазиком, о котором напецатано в газете.
Пани Краличек вздохнула с тайным облегчением. Она знала, что стоит очаровательной панне Эвите открыть рот, как впечатление от неудачных острот ее супруга будет сглажено раз и навсегда.
— Да, да, — оживленно подхватила она. — Нам ужасно захотелось поглядеть на картину… но, поскольку в часовне, кажется, сидит этот… моторизованный Дон Кихот, мы решили попросить вас пойти с нами — одним как-то страшновато.
Влодек иронически поднял брови.
— А разве неотразимый пан Адольф, — он сознательно подчеркнул слово «неотразимый», — не интересуется искусством?
Панна Эвита слегка обиделась за жениха.
— Долецеком самим все интересуются, — заявила она. — А вообсце он все есце возится с машиной.
Пани Краличек со смехом объснила, что именно пан Адольф выгнал их из дома: он заканчивает починку автомобиля и нуждается в полном покое.
Весело посочувствовав бедному «Долецеку», ребята охотно согласились отправиться с незваными гостями в часовню. Пацулка, проявив несвойственную ему прыткость, пристроился к панне Эвите, несшей на руках Чаруся, а Ика с Альбертом побежали вперед, чтобы на всякий случай подготовить почву.
Когда компания проходила мимо сарая, оттуда вышел Толстый. На нем были явно узковатые ему брюки, тесная куртка и шерстяная шапочка на макушке, отчего выглядел он прост уморительно. Угрюмо посмотрев на веселые лица направлявшейся в часовню компании, он закрыл сарай на два засова, к каждому приладил по висячему замку и каждый замок запер на два оборота.