Тайна Запада: Атлантида - Европа
Шрифт:
намекает на это Еврипид, в уцелевших стихах «Перифоя» (Новосадский. Елевзинские мистерии, 135). То ли в самой ограде, у святого Деметрина гумна, где вымолочен первый сноп, или у святого Дионисова точила, где выжата первая гроздь, то ли поодаль, на Рарийском поле, роют заступом яму, как бы могилу, и льют в нее чистую, как слеза, воду Каллихорского источника, приговаривая часто и быстро, все одно и то же, как в заклинаниях: «Лей — зачинай! Лей — зачинай! Нуе — kye! — Лей!» глядя на небо; «зачинай!» глядя на землю (Procl., in. Plat, Tim., ap. — A. Dieterich, Eine Mithrasliturgie, 214).
Что
«Богорождение» в Отце, «боговкушение» в Сыне, воскресение в Духе-Матери: три тайны — одна. На этой-то Живой воде Каллихорского — «Сладко поющего» — источника и зиждется весь Елевзис.
Кажется, во время Племохоев, внутри святилища, все еще тихого и темного, иерофант увлекает иерофантиду в подземный брачный покой, — «похищает» ее, как Аидоней — Персефону. Что они делают там, мы не знаем, но знают христианские обличители. «Не совершается ли сошествие во мрак и хваленое наедине свидание великого жреца со жрицею? Не гасятся ли тогда все огни, и бесчисленное множество людей не почитает ли „спасением“ своим творимое двумя во мраке?» — спрашивает св. Астерий, современник Юлиана Отступника (Aster. Encom. Martyr., p. 113. — Harrison. Prolegom., 550).
Тайна не «секрет», не то, что можно скрыть, а то, чего сокрыть нельзя; тайна сама открывается только тогда и тому, когда и кому должна открыться; тайна, как сердце в человеке, знает, что открыть себя, кому не должно, значит себя убить.
«Богорождение» — святейшую тайну сердца своего — утаила древность от всех непосвященных. Ключ к ней был бы навсегда для нас потерян, если бы не боги Атлантиды.
Раннею весною, в феврале — марте, совершались в Афинах родственные Елевзинским, Дионисовы таинства, Анфестерии, anthesteria, может быть, от глагола anathessasthai — «заклинать», «вызывать» души мертвых (Harrison, 1. с., 29, 43, 48).
В этот день, верховная жрица Афин, basilinna, «Царица», в сонме четырнадцати младших жриц, «стариц», герэр, gerairai, входила в запертое с прошлого года, Дионисово святилище, где в четырнадцати таких же простых, сельских корзинах-кошницах, как Елевзинские, хранились четырнадцать членов растерзанного Дионисова тела, по одному — в каждой (тело Озириса тоже на четырнадцать частей растерзано). Жрицы ставили себе на головы эти корзины и, подходя к четырнадцати жертвенникам, повторяли, вслед за Елевзинским «священным глашатаем», иерокериксом, слова заклинаний. Каждая вынимала из корзины один из членов, кадила ему фимиамом, умащала его благовоньями, возглашала молитву и заколала жертву. После того все четырнадцать членов приносились Царице, и та соединяла их, образуя тело бога, так же точно, как делали это дельфийские жрецы, Гозии; потом брала еще бездыханное тело на руки, уносила его во святое святых, куда никто не мог за нею следовать, и там «воскрешала», — как, мы не знаем; знаем только, что воскресший бог выходил из святилища и в торжественном шествии следовал в Буколион, Стойло Быка-Жертвы, где Царица проводила с ним брачную ночь, чтобы кого-то зачать и родить от него, — кажется, здесь, в Анфестериях, еще не знают, кого, — знают только в Елевзинских таинствах (Foucart, Le culte de Dionysos en Attipue, 1893, II, p. 129, 139, 142, 146. — Lanzani, Religione Dionysiaka, 71–73).
Как
Так Изида воскрешает Озириса, Иштар — Таммуза, Кибела — Аттиса, Афродита — Адониса, Анагита — Митру, и Деметра — Диониса; все невесты-сестры-матери — всех женихов-братьев-сыновей; все живые боги — всех мертвых богов Атлантиды.
В брачной, земной, безличной любви рождение значит смерть — уничтожение; в братски-брачной, небесно-земной, личной любви рождение, значит смерть — воскресение.
Тайна воскресения есть тайна Богосупружества: «Будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю о Христе и о Церкви, to myst^erion touto mega estin, eg^o de leg^o eis Christon kai eis t^en ekklesian» (Еф. 5, 31–32). Можно ли, не кощунствуя, вспомнить эти слова, говоря об Елевзинских таинствах? Пусть каждый сам решает, но решив: «нельзя», знает, что это один из тех бесчисленных ударов ножа, которым отсекается прошлое от настоящего и будущего, Первый Завет — от Второго и Третьего, Отец — от Сына и Духа Матери. Мы, можно сказать, только это и делаем, а хорошо ли нам от этого, пусть опять каждый решает сам.
«Сына родила Владычица, Сильная — Сильного! Hieron eteke potnia ischyra, ischyron!» — возглашал иерофант из подземной глубины святилища, как бы из сердца земли (Hippolyt., Philosoph., V, 1. — Foucart, Les myst`eres d’Eleusis, 1893, p. 49). В этом Елевзинском возгласе — вопль о спасении двух человечеств — первого, погибшего, и второго, погибающего: «Из преисподней вопию к Тебе, Господи!»
Мать родила Сына в вечности — родит в веках: это знают только здесь, в Елевзисе, и там, в Самофракии — на этих двух вершинах всей дохристианской древности — остриях двух пирамид, озаренных первым лучом восходящего солнца — Сына.
Вдруг, точно искорки по угольно-черной, истлевшей бумаге, в темном святилище начинают бегать огни, красные от факелов, белые от лампад и светильников; все больше, больше, ярче, ярче, — и засиял, в бесчисленных огнях, весь храм, как солнце в ночи: «Елевзинские ночи прекраснее солнца сияют».
В ту же минуту, открываются двери святилища, и ожидавшая извне толпа входит в него. Иерофант, взойдя на помост, высоко подымает и показывает молча безмолвной толпе «сию великую, дивную и совершеннейшую тайну лицезрения» — «Свет Великий» — «Срезанный Колос».