Тайна Запада: Атлантида - Европа
Шрифт:
Первый знак — время, когда книга написана: после первой всемирной войны и, может быть, накануне второй, когда о Конце никто еще не думает, но чувство Конца уже в крови у всех, как медленный яд заразы.
Знак второй — то, что книга написана русским изгнанником. Только видевший конец своей земли знает, чем будет конец всей земли — Атлантиды-Европы. Люди без родины — духи без тела, блуждающие по миру, на страшную всемирность обреченные, может быть, видят уже то, чего еще не видят живущие в родинах — телах, — начало и конец всего, первые и последние судьбы мира, Атлантиду-Апокалипсис.
Третий
Знак четвертый — то, что книга написана здесь, в этой райской долине, где все еще скользит легко-легко, почти незримо, как тень от крыльев зимней бабочки по бледным лепесткам декабрьской розы, последняя тень Атлантиды — золотого века, прошлого, а может быть, и будущего — первая тень.
И, наконец, пятый знак, самый для меня счастливый, таинственный, — то, что я кончаю эту книгу о рождестве человечества, в день Рождества Христова.
Ночью, при блеске молнии, путник в горах видит вдруг с высоты весь пройденный путь; так, говорят, умирающий видит всю свою жизнь; так же и я, в этой книге о древних таинствах, увидел — вспомнил, в одно мгновение, всю жизнь человечества, ибо знают ли это люди или не знают, хотят или не хотят, — все во всемирной истории движется от таинств к таинствам, как в теле человека — от сердца и к сердцу льющаяся кровь.
Все, что мы узнали, увидели в этом мгновенном видении, — весь, от начала мира до сегодняшнего дня, пройденный человечеством путь — можно бы выразить в трех словах: тайна таинств — Христос.
«Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого?» (Лук. 7, 19.) — этот вопрос — соблазн Иоанна Предтечи, как будто забывшего свои же слова: «Идет за мною Сильнейший меня», повторяют ученики Господни, уже после явлений Воскресшего, как бы не веря в них и снова влагая персты в крестные язвы Распятого. Вот что рассказывает Петр, в своем «Возвещении», K^erygma:
«Мы же, раскрывши книги Пророков, возвещающих Христа Иисуса, то в темных притчах и образах, то в ясных словах, и увидевши, что в них предсказаны Его пришествие, и смерть, и крест, и воскресение… все, что было и будет, — поверили, ибо познали, что все сие, воистину Бог совершил» (Clement Alex., Strom., VI, 15, 128. — Preuschen, Antilegomena, 1901, p. 54, 145).
Когда говорят пророки,вот, Я Сам говорю.Hoti ho lal^on en tois proph^etaisidou pareimi,по «незаписанному» слову Господа (Epiphan., Haeres., XXIII, 5. — A. Resch, Agrapha, 207).
Где же эти пророки, только ли в Израиле? Нет, во всем человечестве.
Многие придут с востока и запада и возлягнут с Авраамом, Исааком,
и Иаковом
а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю.
Дух дышит, где хочет, не в одном углу земли, а по всей земле, «ибо Господня земля и что наполняет ее» (Пс. 22, I); Дух говорит не на одном языке, а на всех; тот же Дух в древних таинствах, как в пророках Израиля; тот же «свет к просвещению язычников», f^os eis apokalypsin ethn^on (Лук. 2, 32), только в призме иной, в иные цвета преломляемый; та же звезда, ведущая в вертеп Вифлеемский, волхвов с Востока и богов Атлантиды с Запада.
Кто такая Сибилла эллинно-римская? Древневавилонская schebiltu (А. Jeremias, 88), Гераклитова Пифея, что «гласом своим в Боге, проницая тысячелетия, вещает исступленными устами грозное» — начало и конец всего, — дохристианская душа человечества — «перворелигия». Вот почему гимн Фомы Челанского (Thomas da Celano) о кончине мира, повторяемой органными гулами средневековья, соединяет Сибиллу с Давидом, пророком Израиля:
Dies irae, dies illa,Solvet saecuum in favilla,Teste David et Sibylla.Вот почему, и в росписи на сводах Сикстинской капеллы, каждого из двенадцати ветхозаветных пророков сопровождает Сибилла.
Тайна Востока и тайна Запада — как бы две колеи, проложенные Иакховым шествием на Елевзинской Священной дороге.
Ныне грядущему Господу путь уготован.Первый завет — путь ко второму, Отчий — к Сыновнему, не только в Израиле, но и во всем человечестве.
«Когда говорят посвященные в таинства, — вот, Я Сам говорю», — мог бы сказать Иисус Неизвестный.
В Капернауме-городке, у Тибериадского озера, маленькие, бедные домики построены из черных базальтовых плит; только одна синагога — из белого известняка, подобного мрамору. Венцы колонн и архитравы ионического ордена, а также львы, орлы, кентавры и боги-дети с цветочными вязями, в украшающих стены ваяниях, — все напоминает эллинский храм (P. Rohrbach. Im Lande Jahwes und Jesu, 1911, p. 344–345). Как бы два девственных, живому телу Персефоны подобных мрамора — тот, в синеве елевзинского, и этот — галилейского неба. Здесь, в Капернаумской синагоге, начал Иисус проповедывать.
Рабби Иоханану, галилейскому книжнику, учителю Израиля, фарисею из фарисеев, чистому из чистых, чаша с тисненным по краям изображением эллинского бога, может быть, самого Диониса, не казалась нечистою (G. Dalman. Orte und Wege Jesu, 1924, p. 152). Мог ли поднять и Господь такую чашу на Тайной Вечере, когда говорил: «Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой — виноградарь»? На этот вопрос детски-просто отвечают росписи древнейших катакомб, где хлебный колос Деметры и виноградная гроздь Диониса означают хлеб и вино Евхаристии (Champagny, Les Antonins, 1863, v. II, p. 304).