Тайна Запада: Атлантида - Европа
Шрифт:
Далее клинопись стерта, только в конце можно прочесть:
Открывает уста свои Эа,Великим богам говорит:«Бога должно заклать…С божеской плотью и кровьюМами глину смесить»…(Cuneif. Texts, I, с)Эа, человеколюбец, отец Таммуза Страдальца, — тот же Атлас: оба, выходя из Океана, открывают людям тайны богов, и эту, еще богам неизвестную, главную тайну: страдать — любить; tla^o, «страдаю» —
Вот каким солнцем озаряется Остров Блаженных; вот какой «механикой-магией» держит Aтлас на могучих плечах, как легкое бремя,
громадуДлинно-огромных столбов, раздвигающихнебо и землю,(Hom., Odys., I, 54)землю и небо соединяющих; вот на какой оси движется мир:
Любовь, что движет солнце и другие звезды,Amor che move il sol e l’altre stelle,по слову Данте — Виргилия — Орфея, сходивших в Ад, к тем самым «корням земли», к которым сходил и древний титан, небодержец Атлас (Hesiod., Theog., V. 517).
Если эта «белая магия» сделается «черною», то мировая ось поколеблется, небо рухнет на землю, и «конец земле, конец всему». Это знает Платон и этого боится так, что язык прилипает к гортани: «пили», говорит, но не смеет сказать «кровь». Это, впрочем, понятно и так: пьют из тех самых фиалов, которыми черпали только что кровь из кратера.
Страшно Платону — страшно и нам: хотим не хотим, мы не можем не видеть, что жертвенный бык Атлантиды — первая тень Агнца, закланного от создания мира. Громы Атлантики отвечают громам Евхаристии:
Да молчит всякая плоть человечьяИ да стоит со страхом и трепетом,Царь бо царствующихи Господь господствующихприходит заклатисяи датися в снедь верным.А если нам уже не страшно, то это, может быть, еще страшнее: значит, ось мира уже колеблется на плечах и нашего Атласа, солнце уже и над нашей Атлантидой меркнет, черною становится и наша белая магия.
3. УМИРАЮЩИЙ ЛЕБЕДЬ
Отчего погибло первое человечество, — вот, кажется, главное, что говорит или хотел бы сказать Платон не только своему, но и всем грядущим векам — всему второму человечеству.
Чтобы яснее понять, что он думает о конце Атлантиды, надо в ней различить яснее, чем делает он, два века — золотой и железный, мирный и военный.
Божьи сыны, атланты, — сыны мира. «В мире жить, не подымать друг на друга оружья, m^ete pote hopea ep’all^elous oisein», — главный закон, самим богом начертанный не только на орихалковом столбе закона, но и в сердце атлантов.
Солнце, озаряющее Остров Блаженных, — солнце мира. Атлантида — рай на земле, потому что мир есть рай, — не было другого и не будет.
Миром начали атланты — кончили
Кажется, он изображает ее накануне войны: мир еще не нарушен, но война уже зреет. Берег, падающий в море отвесными кручами скал, уединявший некогда райские долины Острова, вдруг делается грозною стеною крепости; и вся столица атлантов, со своими циклопическими стенами, обитыми медью, орихалком и оловом, с концентрическими кольцами рвов и валов, с крепостными на мостах воротами и башнями, с подземными каналами и гаванями, арсеналами и казармами, — одна исполинская крепость. Вся Атлантида, готовая кинуться из глубины Атлантики на Европу и Азию, ощетинилась, как зверь — «Зверь, выходящий из бездны», Апокалипсиса.
Чтобы дать понятие о военной мощи атлантов, Платон приводит точные цифры набора, производимого на одной только великой равнине за Городом, разделенной на 60000 военных округов: 10000 боевых колесниц, 240000 коней, 1200 военных судов и 1200000 пешего войска (Рl., Krit., 119, с). А эта равнина лишь малая часть одного из десяти Атлантических царств. Если же прибавить к ним поселения атлантов в Америке, Европе и Африке, то общие военные силы державы должны исчисляться в десятки миллионов людей: «Множество неисчислимое, aperantos arithmos», — говорит Платон.
Вплоть до нашей мировой войны такого войска уже не будет в истории. «Басней» казалось оно во времена Платона, и вот, через двадцать пять веков, оказалось-таки «сущей истиной».
Десять царей Атлантиды решили войну. Как — помимо народа, против него или с ним? Этого мы не знаем, потому что не знаем, какое было в Атлантиде правление. Мы только отчасти можем об этом судить по тому, что сообщает Платон о правлении в тогдашних «Афинах» или неизвестном городе этого имени.
В «басне» об Атлантиде скрыта «сущая истина», а в допотопных Афинах нет ничего, кроме басни: но, может быть, и по ней проходят бледные отблески той же истины, как световые картины волшебного фонаря по белой стене; если так, то мы можем узнать из них и кое-что об Атлантиде.
Кажется, оба правления — афинян и атлантов, вопреки различию внешнему, — там республика, здесь монархия, — по внутреннему существу, родственны: теократии, олигархии — оба, и оба — «наилучшие», по мнению Платона.
Власть Бога над людьми — власть гения, — «пусть царствует гений», такова основная мысль Платонова Града, Полиса, метафизика в политике, осуществляемая в обоих правлениях одинаково.
«Богоподобные люди», andres theioi (Pl., Krit., 110, c), верховные вожди Афинской республики, соответствуют «сынам божьим», десяти царям Атлантиды. Эти — «семя» отца Океана, Атласа, те — матери Земли, Геи; но и те и эти — Богом поставленные над людьми, «Стражи», phylakes (Pl., Krit., 112, d), особая порода людей, высшая, отделенная от низшей — не только политически, искусственно, но и физически, естественно. Выше всех — «богоподобные люди», «люди-боги» — должно быть, мудрецы и пророки; глухо, двумя словами, говорит о них Платон, может быть, скрывая тайну мистерии от непосвященных; «воины», герои, — под ними, и, наконец, в самом низу, все прочие граждане.