Тайна запечного сверчка
Шрифт:
Отчаявшийся Вольфганг стоял у окна и рисовал на нём пальцем бесконечные унылые кружочки…
Но вот в окно стукнула докторская трость, и кружочки, точно биллиардные шары, вмиг разлетелись! За распахнутым окном открылась площадь — весёлая, нарядная, ликующая!
— Вы видите, Вольфганг, как веселится народ?! — воскликнул Месмер. — Сегодня я заказываю вам новую оперу! Народную, с танцами!
«Народную оперу?! Да это же настоящее чудо! Будто огромная хлопушка взрывается каскадом разноцветных конфетти!
Картины, одна удивительнее другой, возникали перед глазами — весёлые, волшебные, неповторимые!..
Такой неповторимой и вышла новая опера Моцарта «Бастиен и Бастиена» по-взрослому смешная и по-детски трогательная.
Теперь даже самые закоренелые недоброжелатели и завистники таяли от восторга!
А старый, важный, знаменитый Глюк?
Говорят, он тоже был на первом представлении. Происходящее на сцене заворожило великого музыканта!
Волнуясь, он не заметил, как превратил розовый листок оперной программки в крохотный лёгкий кораблик.
«О, это добрый знак!» — улыбнулся Глюк и, не дожидаясь, пока упадёт тяжёлый занавес, с восторгом воскликнул:
— Браво! Браво, Моцарт!
О сказке с печальным концом
Озарённая блистательным успехом, жизнь маленького Моцарта была похожа на сказку.
Однако заглянем в итальянский город Болонью, на благороднейшую Страда Сан-Донато.
Там, в сумрачном здании старинной академии, на одной из стен, потемневших от времени, хранился когда-то портрет юного Моцарта. Удивительное творение! В обрамлении парадной красоты и лиловой торжественности — печальное и таинственное лицо мальчика. Маленький академик будто с тревогой ждёт чего-то, что-то предчувствует… Но что?..
Поведаю я тебе, мой читатель, одну историю.
Жил когда-то на свете сиятельный вельможа. И славился он в мире своей великой любовью к прекрасному. Лучшие картины, старинные гобелены, статуэтки и фарфор украшали его гостиную. Но не роскошные гобелены, не распахнутые, как солнце, веера, не молочно-румяный фарфор, а маленький живой музыкант — вот что было самым прекрасным в доме графа!
Серебряный паричок, лиловый камзол и крохотная шпага делали маленького музыканта похожим на изящную статуэтку. Сиятельный хозяин и его высокопоставленные гости не чаяли в игрушечном музыканте души! Особенно, когда он садился за клавесин и начинал играть. А играл он — чудо как легко и красиво!
— Сказочный гномик! Изумительная вещь! — сюсюкали напыщенные господа, сложив губы рюмочкой.
…Но время шло. Гномик рос, становился старше. И однажды, после игры, он встал посреди роскошной гостиной и сказал:
— Господа! Гномика больше нет! Взгляните, я совсем уже взрослый!
Бедный, бедный музыкант!
Сиятельный граф смерил его презрительным взглядом:
— Ну что ж, любезнейший, — сказал он, — коль вы перестали быть игрушкой, ваше место на кухне!
И музыканта прогнали прочь…
Вот какой печальный конец у сказки о маленьком музыканте, похожем на фарфоровую статуэтку.
Серебряный паричок, лиловый камзол и шпага принца…
Надеюсь, мой читатель, ты всё понял.
Да, это рассказ о нём, о маленьком Моцарте. Именно такой и была его жизнь, когда он возвратился в родной Зальцбург после долгих странствий.
Из блестящего мира концертных залов и сверкающих гостиных он сразу, будто оступившись, упал в лакейскую.
Так поступил с ним его хозяин — архиепископ. Иначе не могло и быть. Пока Моцарт был маленьким чудом, забавной игрушкой знатных господ, его любили и баловали.
Но взрослый он не мог без разрешения переступить порог аристократического салона. Там ценился не талант, а титул.
Всякий раз напыщенный мажордом, ударяя о пол жезлом, торжественно, словно внося новое блюдо, провозглашал:
— Его сиятельство князь!.. Его величество граф!..
А что он мог сказать о Моцарте?!
Внук переплётчика, бедняк из Зальцбурга. Да кто же будет ему кланяться? Кто станет уважать?..
Правда, возмущённый юноша писал потом, что чести и достоинства в нём гораздо больше, чем у любого графа. Да какой прок в тех высоких словах?!
Когда впервые гордый музыкант захотел сказать об этом вслух, секретарь архиепископа просто пнул его башмаком. И пока он падал, каждая ступенька мраморной лестницы отзывалась жестоким смехом архиепископского секретаря:
Безродный му-зы-кан-тиш-ка! Ха-ха-ха!..
Небольшое заключение
Итак, кончилось детство Моцарта. Кончилась сказка…
Началась другая, не похожая на сказку, взрослая жизнь.
Она началась с той поры, когда юный Моцарт последний раз простился с Зальцбургом и навсегда уехал в Вену.
Напрасно грустили о нём зальцбуржцы. Напрасно ждали его ночами запечные сверчки, настраивая свои волшебные скрипочки. Вольфганг так и не вернулся.
А вскоре почтовая карета привезла из австрийской столицы письмо. В нём торжественно извещалось: «Вольфганг Амадей Моцарт стал первым независимым музыкантом XVIII столетия!»
Теперь он подчинялся одной музыке. И только ей!
…Звучит музыка Моцарта. И светлеет мир, и пробуждается сердце, рвущееся навстречу счастью.
И если ты, мой читатель, успел полюбить маленького Моцарта и тебе не хочется с ним расставаться, послушай его прекрасную музыку…