Тайна золотого орла, или Дима Томин и лавровый венок
Шрифт:
— Готовы? — спросила Эльфина, как только друзья вышли из ванной.
— Всегда готовы. — иронично произнёс Андрюша.
— Тогда вперёд. — скомандовала девушка и взяла друзей за руки.
В следующую минуту троица взмыла вверх. Под ногами заблестело море огней. Неподвижные огни — окна и фонари. Движущиеся — фары автомобилей.
Мгновенно, скопление огней осталось сзади, а под ногами, узкой полоской, продолжали переливаться медленно движущиеся в противоположных направлениях огоньки. По обе стороны от огоньков пространство оставалось тёмным, словно кто-то разлил чернила. Только
"Шоссе и посёлки" — мелькнуло в Диминой голове.
Освоившись с чувством летающего человека, Дима осознал, что летит с чудовищной скоростью. Ветер со свистом омывает всё тело, свищет в груди и давит на глаза. Дышится очень тяжело в свистящем от огромной скорости воздухе.
— Дыши, как я учила! — послышался в голове настойчивый голос Эльфины.
Дима начал глубоко вдыхать. Дыхание постепенно нормализовалось.
Справа, заполнив четверть неба, люминесцентно, обозначилась седая луна. Томин невольно повернул голову. Лунные пятна приняли форму изогнутого дракона. "Лунное чудовище" внимательно посмотрело на дерзкого мальчишку из своего жёлтого убежища совершенно живыми, чёрными глазами.
"Нашему лётчику" стало не по себе, он отвёл взгляд, но луна странным образом плыла за ним, не отставая ни на шаг, и в то же время оставалась на месте. Дима испугался, что дракон сейчас же проглотит его, глубоко втянул голову в шею, но в следующую секунду Эльфина стала снижаться на посадку.
Троица свернула влево. Переливающиеся огоньки шоссе остались далеко справа. Чернота поверхности приблизилась и ощетинилась вековыми дубами, словно крючковатые, зелёные пальцы, шевелящими на лёгком ветру раскидистыми ветками. Луна "отстала" и скрылась за деревьями.
Вскоре путешественники приземлились на землю. Перед ними распласталось большое поле, обрамлённое со всех сторон вековым лесом, словно неправильный четырёхугольник с изогнутыми сторонами.
Ночь накинула на землю тёмное покрывало. Сумрак казался осязаем. Вдруг, снова появилась луна и зловеще засветила. Повеяло могильным холодом. Седой свет лёг на могучие деревья и поросшее сорняком поле.
Ребята замерли. Сердце Димы сжалось, пальцы похолодели. Вдалеке, у кромки дальнего леса засветились какие-то зеленоватые огоньки и стали слышны дальние звуки дикого хохота. Слышать смех в глухом лесу поздней ночью, само по себе жутковато, а если ещё и знать, что там беснуется нечистая сила, становится по настоящему страшно.
Дима стоял, боясь ступить и шагу.
— Вам пора, мальчики! — услышал он отрезвляющий голос Эльфины.
— Ку…да? — низким, срывающимся от волнения голосом прохрипел Дима.
— Туда! — Эльфина спокойно кивнула в сторону леса.
Томин глянул на Андрюшу. На мертвенно бледном лице друга запечатлелся ужас.
— Идите и ничего не бойтесь. Шабаш уже в самом разгаре. Вас могут даже не заметить. Главное! Не принимайте церемониал посвящения. В случае чего, бегите сюда. Я Вас прикрою.
Диме стало даже смешно. Он представил, как они будут убегать от сонмища чертей, а Эльфина, словно заправская пулемётчица, будет их прикрывать, пуская короткие огневые очереди.
Андрюша сделал
Поле казалось бесконечным. Кромка леса, словно приклеилась к тёмному небу. Зелёные огоньки зловеще поблескивали. Звуки шабаша наполняли пространство жутью.
Путники шли, медленно перебирая негнущимися ногами, как на протезах. Разговаривать не хотелось. Дальний лес медленно приближался. Вначале, на фоне тёмного пятна деревьев стали выделяться когтистые ветки, затем сквозь бочкообразные стволы стали просвечивать зеленоватые огоньки. Между деревьями угадывалось какое-то движение.
Ребята подошли ещё ближе. Морщинистые дубы встретили их угрюмыми исполинами. В крупных расщелинах коры чернел мох. За стволами пространство ярко освещали зеленоватые огни, поднимавшиеся прямо из земли. Кругом раздавались громкие крики.
Дима остолбенел. Сердце заколотилось, но не от страха, а от волнения. В бешеном ритме, с воплями и гоготом, двигался гигантский хоровод из абсолютно нагих ведьм, козлобородых, упыреобразных уродов, гигантских ворон и прочей нечисти.
Выделялись огромные волки с жуткими чёрными глазами и прямыми спинами, потешно скакавшие на задних лапах. "Оборотни", мелькнуло в Диминой голове.
Глядя на этот карнавал, страх Дима не чувствовал. Атмосфера удалого веселья разрушала всякий страх. Был скорее шок от неукладывающегося в голове действа. Откровенно голые женщины в большом количестве действовали гипнотически. Ничего подобного Дима в жизни не видел, даже не предполагал, что такое может быть.
Казалось, после всего увиденного, он должен перестать удивляться, но тут оказался затронут созревший, но ещё не начавшийся реализовываться половой инстинкт. Томин, как заворожённый, всматривался в точёные женские фигуры, стараясь охватить взглядом их все.
А хоровод двигался. Из-за толстого, замшелого дуба выплывали очередные участники. Между козьемордых и морщинистых уродов появлялись всё новые и новые женщины. И каждая последующая не хуже предыдущей. И все с идеальными фигурами и правильными чертами лица. И все с распущенными чёрными волосами.
"Ни одной блондинки" — отметил про себя Дима. Немного освоившись с невиданным зрелищем, он глянул на друга. Андрюха неподвижно стоял и просто пожирал глазами женщин.
Глядя на это буйство плоти, Дима почувствовал, как в нём просыпаются плотские чувства. Молодые ведьмы, виляя аппетитными бёдрами, приводили в восторг.
"Какие они все красивые! Какие фигуры!", с упоением думал Дима. Мысли путались. В голове образовалась каша. Где-то внутри головы энергично отдавал настойчивый ритм барабана. Бодрая дробь звала вперёд.
"Зачем классическая музыка? Зачем искренняя любовь? Зачем верность? Вон, сколько похотливых самок! Бери любую! Все разные. Все красивые. Всегда новые, свежие ощущения". Вихри жарких желаний улыбающимися женщинами закружились в голове.
Вдруг, молоденькая ведьмочка с распущенными, чёрными, как смоль, волосами выскользнула из хоровода и, слегка пританцовывая и нарочито виляя округлыми бёдрами, подбежала к ошарашенным друзьям. Чёрные волосы рваной мантией лежали на белой спине.