Тайная библиотека. Рыцарь Дальней стороны.

Гир Александр

— Ваше величество, — начал было он, но осекся, немного помолчал, перевел дух, затем продолжил: — Ваше величество, я не совершил никакого преступления, кроме того, что попытался если уж не спасти жизнь принцессы, то, по крайней мере, уберечь ее от увечий.

Король молчал.

— Ваше величество, я приехал сюда, чтобы увидеть принцессу Аделину. Увидев, я решил драться за нее, потому что полюбил ее так, как никто никогда никого не любил!

Брови короля на мгновение приподнялись.

— Как твое имя, рыцарь?

— Это место не слишком для него подходит…

Король пожал плечами, повернулся и пошел дальше. Дверь перед принцем Корфулом закрылась.

Несколько минут спустя,

двумя этажами ниже, открылась очень похожая дверь. Открывал ее уже не охранник, а лично начальник замкового гарнизона. Помещение за этой дверью показалось королю более просторным, чем только что виденное. Впрочем, это могло быть из-за того, что освещали его четыре факела. Посреди каземата на каких-то невысоких козлах стояли обтянутые грубой парусиной носилки. На парусине, как в узком гамаке, лежал человек. Он был, судя по всему, высок, худ, но крепко и очень уж пропорционально, как-то даже идеально сложен. Это почему-то сразу бросалось в глаза. Его безбородое, лицо было красивым, хотя уже не юным, и в то же время каким-то странным: слишком уж правильным что ли.

Король Магнус долго и пристально разглядывал человека, всматривался в его лицо, низко наклонившись над ним. Затем медленно, словно бы нерешительно протянув руку, коснулся его лба и тут же отдернул ее. Выпрямился и строго, если не сурово, посмотрел на маршала Решша.

— Умер? — одними губами спросил маршал.

— Вдобавок ко всем бедам, — тяжело проговорил король, — вы подстрелили сельвена.

В каземате произошло движение. Кто-то отпрянул, кто-то даже тихо вскрикнул. Хранитель Витольд быстро подошел к носилкам и, как еще минуту назад король, низко склонился над мертвым, внимательно его разглядывая. Потом вдруг отпрянул и воскликнул:

— Ваше величество! Смотрите!

Король обернулся, прочие члены совета приблизились. С мертвым сельвеном происходило нечто странное. Казалось, кожа его сильно побледнела, но эта странная белизна становилась все светлее и приобретала серебристый оттенок. Через мгновение кожа уже не была бледна, она испускала серебристое свечение, становящееся все ярче и ярче, пока, наконец, оно не затмило яркостью света факелы. Каземат наполнился несказанно красивым бледно-серебристым светом. И вот еще что было странно: свет серебристого свечения сельвена, хотя и затмевал свет факелов, но совсем не резал глаза, более того, в нем еще лучше, еще четче стали видны черты лица умершего. Никто не мог оторваться от этого зрелища, и вдруг все ахнули: глаза сельвена открылись. Он поднялся во весь действительно немалый рост. При этом тело его оставалось совершенно прямым, как будто какая-то незримая сила повернула его из горизонтального положения в вертикальное. Сельвен смотрел своими огромными глазами прямо перед собой, и каждому казалось, что смотрит он именно на него.

Король Магнус чувствовал, что взгляд сельвена проникает ему в самую душу, и очень уж нехорошо становилось от этого взгляда, хотя он готов был поклясться, что более мирного и даже дружественного взгляда он не видел с тех пор, как умерла его возлюбленная жена королева Финна.

— Не бойся меня, король Магнус, — послышался спокойный, глубокий голос, — не бойся меня, но бойся себя. Ибо опасности, которые тебя окружают, исходят не снаружи, а изнутри. Послушайся слова моего, слова Эндол-Эрона, сельвенов, как вы называете нас. Верни похищенное тобой, и мир придет в твое сердце, и беды многие, которые готовы обрушиться на Благословенный Край, рассеются, как рассеиваются ночные тени, когда встает солнце. От своей юности ты возлюбил мудрость, но где ты видел мудреца крадущего и мудрость, стяжаемую воровством? Общим врагом ты обманут жестоко, и сердце твое отравлено ложью его. Очисти сердце

свое добрым деянием и не упускай возможности спасти имя свое от бесславия.

Голос сельвена вливался в короля, как вода вливается в сухую землю, проникая в каждую пору, проходя все глубже. Казалось, еще немного, и слова этого сияющего существа совершенно заполнят короля. Но Магнус недаром был чародеем, он прекрасно знал, как действует волшебство, и умел противостоять ему.

— Это моя библиотека, — собрав последние силы, проговорил король, и собственный голос показался ему скрипучим, лживым и ужасно противным

— Враг стоит у твоих границ, а ты помышляешь о мнимом благе и о бессмертной славе своей думаешь постоянно. Но ты прекрасно знаешь сам — ложь и то, и другое. Зачем мудрейшему из королей слава предателя Пятиречья? Разве не из гордости своей ты отворил двери изгнаннику и отцеубийце? Опомнись, король, приди в себя, верни нам сокровище наше.

— Это моя библиотека, — к своему удивлению, король не смог выдавить из себя ничего нового. Он собрал всю свою волю и почувствовал, что снова начинает владеть собой. — Эта библиотека должна принадлежать моему народу, она написана для нас. Ее знания принесут нам счастье, и ты знаешь это. Вы ненавидите нас, вы жаждете нашего истребления. Знай же, что не будет этого, пока я жив! Это говорю тебе я, король Магнус, страж Пятиречья. Тебе не отнять у нас надежду на бессмертие!

— Ты думаешь, что бессмертие можно получить обманным путем? Неужели мало Эрсепа Проклятого, чтобы был еще Проклятый Магнус. Опомнись, король, иначе готовься к битве! Но помни, есть еще время. Лучше тебе победить свой страх, чем быть сраженным Эндол-Эроном.

Сельвен поднялся над носилками, повернулся и… полетел. Король видел, как он летел все дальше и дальше, скрываясь из виду, и в то же время ясно сознавал, что стены каземата никуда не девались, вот они. А может быть, сельвен и не улетал, а всего лишь таял и уменьшался, пока не обратился в маленькую светящуюся точку, которая погасла, как гаснет искра, высоко взлетевшая над пламенем костра?

Король огляделся вокруг и увидел, что его приближенные стоят, словно в оцепенении.

«Они все слышали! — мысленно воскликнул он. — Но что они поняли из слышанного?»

— Теперь нам нужно завершить совет, — проговорил король хриплым голосом, не в силах ни на кого поднять глаза. — Я полагаю, наш разговор не затянется.

Поморщившись, он оглядел стены каземата.

— Здесь не слишком-то уютно.

Потом вырвал из рук Витольда факел и направился к двери, говоря на ходу:

— Идемте в тайный покой.

Если кто-нибудь из приближенных полагал до этого, что король мрачен, то теперь он мог убедиться, как глубоко ошибался. Вряд ли самая зловещая и хмурая грозовая туча могла сейчас состязаться в мрачности с королем Магнусом Мудрым. Он шел по коридорам подвала, освещая себе путь факелом и свита едва поспевала за ним, а бедняга Голь, покинутый своим господином, едва волочил ноги позади всех, время от времени хватаясь за стены.

Король и представить себе не мог, что на самом деле происходило во время разговора с ожившим сельвеном. Не ему одному, а каждому казалось, будто сельвен смотрит только на него, каждый был убежден, что говорит сельвен именно с ним, и, каждый слышал что-то свое, только его касающееся, и притом такое, что никто бы не пожелал услышать о себе в присутствии свидетелей. Поэтому, когда сельвен исчез, каждый чувствовал себя не в своей тарелке.

Поднявшись в башню и оказавшись в тайном покое, король принялся расхаживать по залу, скрестив руки на груди. Едва последний член королевского совета, не считая, разумеется, безнадежно отставшего Голя, вошел в покой, король заговорил: