Тайная геометрия
Шрифт:
Материнские гены сильно сказались на внешности Василия Ивановича. Он имел, совсем не типичный для маленьких, кряжистых сойтов, высокий рост, разве что, на пяток сантиметров меньше Ефима. Да, и в лице Хитрого Медведя свойственные сойтам черты монгольской расы выглядели, словно бы, едва обозначенными.
Эпикантус, – особая складка кожи, закрывающая у монголов уголок глаз, – почти не заметен. Просто глаза выглядели слегка припухшими. И, уж совсем нетипичными для сойтов, почти не имеющих на лице растительности, – выглядели блестящие густые
Кухня у преподавателя кафедры математики доцента Николаева была покрыта сосновой дощечкой из недавно срубленной сосны. Кое-где на ней еще проступали медовые капельки смолы. На вбитых в стену деревянных колышках, висели на красных, черных и синих шнурах маленькие фигурки. Это были вырезанные из кости или отлитые из меди изображения медведей, лосей, птиц и человечки с раскинутыми в стороны руками. В центре меж ними помещался большой – в метр диаметром – круглый бубен. На его туго натянутой коже была нарисована рыжей и черной краской целая картина.
Ефим знал, это был не просто рисунок. Это была Вселенная, как ее представляло племя сойтов.
Снизу вверх кожу пересекало написанное охрой ветвистое Мировое Древо. Корни уходили в подземный мир. Вершина – в мир небесный, где обитали духи и сам Творец Вселенной Ульген. Рядом с ветвями Мирового Древа располагалось солнце в виде колеса со спицами и тонкий полумесяц. Внизу, у самых корней Древа – маленькие человечки с растопыренными ногами и руками – племя сойтов. Среди них один, выделяется своими размерами. От его круглой головы отходили в стороны лучи с маленькими птичками на концах. Они обозначали мысли. А сам большой человек с мыслями и был Шаман.
Ефим знал: бубен для шамана являлся не просто инструментом, употребляемым во время камлания – ритуального танца. Бубен для настоящего, а не показного, шамана и его соплеменников – это живое существо и товарищ. Именно он способен нести своего хозяина в мир духов, словно волк носивший Василису прекрасную из обычной земли в волшебное тридевятое царство.
Майор подошел и тронул совсем тонкую в центре кожу.
– Старый, скоро порвется. В наследство, наверное, достался? – спросил он доцента Николаева.
– Нет, это – мой атамбу. Сам делал, – ответил шаман Тамбуту. – Третий уже. Как порвется – новый сделаю. А всего – мне семь атамбу можно иметь.
– Почему семь? – спросил майор.
– Закон такой.
– А потом что? Без бубна станешь камлать?
– А, когда седьмой атамбу порвется, я умру, – спокойно ответил шаман.
– Как так? – не понял майор.
– Закон такой, – пожал плечами доцент Николаев. – Ну, садись, Ефим Алексеевич. Чай поспел у меня. Хоро-о-ший чай, духовитый!
И, действительно, к успокаивающему, аптечному запаху сосновых стен добавился острый, рождающий грезы о дальних странах, запах дикой тайги.
– Слушай, Василий Иванович, – спросил Ефим, – у тебя диссертация
– Да, – ответил шаман. – Я и сейчас многомерными пространствами занимаюсь. Докторскую делаю.
Мимикьянов покивал головой.
– Ну, да, ну, да, ты говорил… Я вот о чем хочу тебя спросить, Василий Иванович, – майор запнулся, все-таки не хотелось выглядеть в глазах доцента Николаева дураком. – Как ты считаешь, у нашего мира есть четвертое измерение? Я имею в виду не время, а измерение того объема пространства, в котором мы живем?
Сказал и замер, ожидая, что Василий Иванович скажет что-нибудь такое: «Ну, Ефим Алексеевич, ты же человек с высшим техническим образованием, кто же так ставит вопрос? Четвертое измерение пространства – это же математическая абстракция, умственное упражнение и только. Ты что, фантастики начитался?»
И усмехнется узкими глазами, доцент Николаев из рода Тимбуту, что значит – Хитрый медведь.
Но Василий Иванович смеяться не стал, а спокойно произнес:
– Конечно, есть.
Майор отхлебнул душистый чай с сушеными листьями таежной кувшинки и спросил:
– А почему же мы этого четвертого измерения не замечаем?
Василий Иванович внимательно посмотрел на Мимикьянова, сжал руками большую фаянсовую чашку, из которой подымался парок и ответил так:
– А зачем нам его замечать? Вот представь: живет на плоском листе бумаги плоский муравей. Разве ему надо замечать еще какую-то высоту, никак не влияющую на его жизнь? Ему и без нее хорошо ползается. Так же и у нас, существ с техмерным зрением. Для выживания четвертая координата оказалась людям не нужна, вот мы и не научились ее видеть.
Майор намазал густое лимонно-желтое варенье из лесного солодкового корня на кусочек белого хлеба, попробовал. Вкусно.
– Интересно, – сказал он, – а каким окажется мир, если видеть пространство не в трех, а в четырех измерениях?
Доцент Николаев задумался, а потом ответил:
– Если бы существовал человек, способный видеть мир не в трех, а в четырех измерениях, то, он бы, например, смог бы увидеть куб со всех сторон разом. Если бы, он посмотрелся в зеркало, то увидел бы одновременно не только свое лицо, но и затылок. А Космонавт, находящийся на орбите, рассматривал бы сразу оба полушария нашей планеты вместе. Земля лежала бы перед ним вроде школьной карты Мира. Только, конечно не разрезанная на две половинки, а целая, как яблоко на ветке.
Василий Иванович говорил ровным убедительным голосом, каким, наверное, читал в университете лекции своим студентам.
– Интересно, – почти с восхищением произнес майор. – Очень интересно.
Доцент прищурил и без того узкие, утопающие в мягких складках кожи глаза.
– Но главное, в другом, – продолжил он. – Привычные нам расстояния стали бы для четырехмерного человека совсем другими.
– Это как? – майор удержал себя, чтобы не податься к своему собеседнику всем корпусом.