Тайная геометрия
Шрифт:
– Почему хорошего человека не похвалить? – раскатисто произнес торговый магнат, протягивая майору широкую ладонь.
– Это верно. Я о вас Ангелине Анатольевне тоже всегда только хорошее говорю! – приветливо улыбаясь, соврал Ефим.
До сегодняшнего дня о Балалаеве они с Рогальской не сказали друг другу ни слова.
– Да? – удивился Антон Ильич.
И, как и предполагал, Мимикьянов, торговый магнат не удержался, – спросил:
– И что же конкретно вы обо мне говорили, а?
– Вообще-то, это наш с Ангелиной… – майор подчеркнул,
– Да? – без улыбки, внимательно посмотрел на Ефима горошинами зрачков Балалаев.
«Не поверил», – решил майор.
– Можно вас, Ефим Алексеевич, на пару слов, наедине?… – не отводя глаз, произнес Балалаев. – Зачем красивой женщине наши скучные мужские дела слушать? – он повернулся к Рогальской. – Не рассердитесь, уважаемая Ангелина Анатольевна, если мы с майором на минуту отойдем, а?
– Ой, что с вами, мужчинами, поделаешь! – с деланной обидой отозвалась пресс-секретарь. – Вечно дела какие-то важные! Вечно какие-то секреты, Вечно тайны всякие. Ну, уж, ладно, идите! – махнула она рукой. – Только на одну минуту, как обещали!
– Наше слово – закон, – отозвался Балалаев и пошел вперед.
Ефим направился вслед за ним.
Через десяток шагов Антон Никитич остановился.
– Скажите, майор, есть у вас что-нибудь по нашему делу, а? – спросил он подошедшего Ефима.
Спросил таким начальственным тоном, какой мог бы позволить себе разве что Гоша Пигот. Но участвовать в расследовании ограбления инкассаторов майор Балалаеву даже не обещал. Он обещал лишь подумать, будет ли он этим заниматься. И ответа майор олигарху пока не давал.
Но ничего этого говорить Мимикьянов не стал.
Напротив, он произнес со значительным видом:
– Работаем. Кое-что есть. Но пока ничего конкретного сказать не могу. Как что-то будет, я вам сообщу.
– А, хорошо, хорошо… – покивал головой Антон Ильич. – Понимаю… Но, если можно, вы сейчас сообщите мне вот что… Нет ли в этом деле чужого следа?
– Какого чужого? – не понял майор.
Балалаев пошевелил стерляжьим носом.
– Московского… А? Не Люберецкие ребята инкассаторов с моими деньгами ломанули, нет? Ты, майор, подробности можешь не говорить. Только скажи: да или нет?
«Интересно, – подумал Мимикьянов. – Очень интересно. Для Балалаева уголовная среда – не чужая. И, значит, задает он вопрос о московском следе не случайно… Но, чтобы столичные мастера сюда к нам в городок приехали работать? Маловероятно. Что же, получается? Может быть, Балалаев с какой-то из центральных группировок что-то не поделил? И те – не из-за денег грабанули инкассаторов, а из мести? Силу показать или попугать? Надо будет Кокину такую версию подсказать. А то он только местную братию шерстит. А она, может быть, и не причем… А уж, тем более, не причем Леша Грибков…»
– Пока ничего не ясно. Поверяем… –
Горошины перца в глазах Балалаева снова стали едкими до того, что могли прожечь человека, стоящего рядом. Он смотрел на майора, не моргая, как уж из травы. Смотрел с минуту. Но ничего не сказал. Повернулся и увесистой походкой понес свое тяжелое тело к большой серебристой капле круглоглазого «Мерседеса».
Майор прислушался, то ли к себе, то ли, к окружающему миру.
В воздухе неслышно разливался ноктюрн Клода Дебюсси «Сирены». Сладкоголосые создания что-то предвещали. Но что – непонятно. То ли – солнце, то ли – дождь. То ли – несчастье, то ли – нечаянную удачу. У этих лукавых ведьм никогда ничего не поймешь…
Когда майор подошел к автомашине, Балалаев, смеясь, что-то говорил Рогальской. Натянув на лицо улыбку радушного барина, Антон Никитич предложил на «Мерседесе» доставить майора и пресс-секретаря в любое место, куда они скажут. «Хоть, на Луну!» – заверил он.
Но Мимикьянов успел отказаться за обеих, хотя Ангелина Анатольевна уже открыла напомаженный ротик, чтобы согласиться.
Просто у майора реакция была лучше: профессионал все-таки!
28. Ответная услуга старого Бобыргана
Серебряный слиток «Мерседеса» растаял за поворотом.
Ефим с Ангелиной шли по яблочной аллее. Майор сделал свою правую конечность кренделем, а в него женщина просунула свою полную загорелую руку. Супружеская чета на прогулке, да и только.
– Аня, а чего это ты меня с Балалаевым стала обсуждать? – задал вопрос майор.
– Да, это – не я! – ответила Рогальская. – Это он сам стал о тебе спрашивать…
– Да? – изобразил удивление майор. – А, что он конкретно спрашивал?
Ангелина наморщила лобик, гладкий, словно куриное яичко:
– Что спрашивал? Ну, какой ты человек?.. Нравится тебе твоя работа или нет?.. Бывают ли у тебя командировки в Москву?.. Да, так, ни о чем особенном не спрашивал. Наверное, просто к разговору пришлось… Знаешь по-моему, – женщина запнулась, – он тебя… боится.
– Боиться меня? – майор искренне удивился такому странному отношению к себе местного олигарха, вхожего в самые высокие властные структуры. – А, чего это он меня боится? Опасается, что из ревности к тебе как-нибудь пристрелю его из пистолета? – пошутил он.
– Ой, да ну тебя, Ефим, к чему там ревновать-то? Ревновать-то там совсем не к чему! Его же кроме его бизнеса ничего не интересует! Он же в женской душе ничего не понимает!
– Так, уж и ничего не понимает? – усомнился Мимикьянов.
– Да, нисколько! – мотнула головой Рогальская и вцепилась пальцами в Ефимову руку. – Он в женщинах только одно видит! А женскую душу в упор не замечает. Так что, ты, Ефим, не думай, у меня с таким и быть ничего не может. Ни за что!
– А чего же тогда он моей ревности испугался? – вернул разговор к интересующей его теме майор.