Тайная история Леонардо да Винчи
Шрифт:
Да и разве не умер он вместе с Джиневрой в ее пылающей спальне?
Разве не было погребальной палаты в его соборе памяти, и едва ли он мог не узнать обстоятельства и миг своей смерти.
Бедуины с криками «Убить во имя Пророка!» кружили вокруг него, рубя ятаганами воздух, но приблизиться пока не осмеливались. Леонардо понял, что они кричат: то был клич войны, клич священного джихада.
Но они, похоже, боялись его не меньше, чем он их. Они приближались к краю догорающей оболочки, низко свешивались из высоких седел, чтобы поразить
Кем же тогда был для них Леонардо? Просто слугой дымящегося монстра?
Когда ветер выдохся и оболочка осела, бедуины повели себя еще более угрожающе. Оставаясь в седлах, они придвигались ближе, покуда копыта коней не коснулись ткани. Когда никакой мгновенной кары не последовало, всадники проехали по оболочке, тесно окружив Леонардо.
— Не джинн ли ты, если смог превратить обычный муслин в чудовище, что летает по воздуху? — спросил высокий бедуин, судя по всему их вожак. В отличие от остальных борода у него была заостренной по арабской моде, и в седле он держался прямо. Щеку его, обрываясь у челюсти, рассекал глубокий шрам.
Леонардо был в затруднении. Если он ответит «нет», убьют ли его бедуины?
Или они убьют его, если он ответит «да»?
Что ж, пусть попробуют.
— Нет, — сказал он. — Я человек.
— Ты одет не как подобает человеку, — заметил вожак.
— А ты готов осмелиться убить джинна? — крикнул Куан.
Он стоял за кругом всадников, бесстрашно уперев руки в бедра. Предводитель всадников взглянул на Куана, захваченный врасплох богатством его одежд, и сказал:
— Никто не может убить джинна; потому если я убью этого, — кивок в сторону Леонардо, — то, значит, он не джинн.
— А если он джинн, то ты навлечешь смерть и бесчестье на всех вас, на ваше племя и семьи. — Куан подошел ближе. — Если, конечно, у вас есть семьи… и честь.
Все всадники развернулись при этих словах и, кажется, были готовы изрубить его ятаганами, но тут Куан сказал:
— Я под защитой Кайит-бея аль Махмуди аль Заири, калифа калифов, и этот… джинн также. Он гость правителя и защищен законами гостеприимства. Только коснитесь его — и прольется кровь.
Вожак явно потерял уверенность.
— Можете оставить себе мехи с водой и одежду, чтобы прикрыть наготу, а остальное мы заберем, и летающее чудовище тоже.
— Но ты же сам сказал, что это просто ткань, — возразил Куан.
— И мы возьмем ее.
Вожак сделал знак своим людям скатать оболочку. Бедуины — народ романтический, но в то же время практичны.
— Ты разве не желаешь узнать о летающем чудовище? — спросил Куан.
— Раздевайтесь и сложите драгоценности на землю перед собой. Мои люди отвернутся.
Вожак занервничал, сообразив, что Куан пытается выиграть время. Он крикнул своим людям забрать оболочку шара, но те не решались сойти с коней.
—
Видя, что ничего дурного с ним не приключилось, другие бедуины тоже спешились и присоединились к нему. Вид у них был пристыженный. Воспользовавшись случаем, Леонардо перешел поближе к Куану, чтобы не путаться у них под ногами.
Предводитель бедуинов повторил:
— Раздевайтесь, или я сам убью вас!
Куан пожал плечами, порылся в глубинах своих муслиновых одежд и вынул письмо с печатью калифа.
— И ты решишься обобрать тех, у кого есть это? — Он протянул свиток вожаку, и тот неохотно взял его. — Ты сумеешь прочесть?
Вожак покраснел. Он взглянул на документ и возвратил его Куану. Они обменялись взглядами — так могли бы смотреть друг на друга люди, некогда бывшие друзьями, — затем вожак кивнул и приказал своим людям садиться на коней.
— Бросьте добычу! — велел он и, вскочив в седло, поскакал прочь, не оглядываясь.
Прочие помчались следом и скоро скрылись за холмом.
Куан спрятал письмо и улыбнулся.
— Они убили бы нас? — спросил Леонардо.
— Это зависит от того; изгои они или вышли на «гхраззу».
— «Гхраззу»?
— Это такая забава — похищение имущества чужих племен, — пояснил Куан. — Только в этой забаве умирают так же легко, как в битве. — Он помолчал и пробормотал себе под нос: — Да, вполне вероятно…
— Куан?..
— Если они изгои, то позабавились бы с нами, а затем убили. Если отправились на «гхраззу», то подчинились бы закону бедуинов.
— Какому-то закону они несомненно подчинились — мы ведь живы.
Куан снова улыбнулся:
— Думаю, живы мы потому, что вожак почуял, что вот-вот придут другие. Или же…
Он взглянул туда, где исчезли бедуины, а потом кивнул на восток — там висело солнце. И там Леонардо увидел вдали всадников.
— Нет, Леонардо, этих можно не опасаться. Это солдаты из войска калифа. Давай-ка заберем отсюда все, что сумеем унести. — Он кивнул на остатки шара. — Такая ткань обогатит целое пустынное племя.
— Но мы не сможем унести ее.
— Пусть тебя это не тревожит, маэстро. Не думаю, чтобы нам пришлось делать это. Давай просто привалим ее камнями, чтобы не унесло ветром.
Когда они закончили, Куан спросил:
— Ты заметил шрам на щеке у вожака?
— Да.
— Некогда я встречал человека с таким шрамом в Акабе, близ Красного моря. Он делил трапезу с одним из приближенных калифа. В пустыне, не в городе. — Куан говорил так, словно есть в городе — бесчестье, словно он превратился вдруг в бедуина; а между тем этот человек чувствовал себя как дома и во Флоренции, в обществе европейцев. — Этот человек подавился куском баранины и, чтобы не оскорбить хозяина неучастием в беседе, разрезал себе щеку и раздвинул края раны; показывая, что в горле у него застряло мясо.