Тайная история Леонардо да Винчи
Шрифт:
Куан кивнул, давая понять Сандро, что речь идет о нем.
— Ты, кажется, доверенный посланец Мехмеда, — продолжал калиф.
— Я…
— Кто ты, маэстро? Умоляю, открой же мне, кто ты такой?
— Гражданин Флоренции, и более ничего.
— За одно это мне стоит убить тебя, — сказал Кайит-бей. Легкая улыбка тронула его губы, словно он пошутил или сказал каламбур. — Ибо твой великолепный друг Лоренцо торгует со своими врагами и шлет соглядатаев, подобных тебе, сеять вражду меж своих союзников.
Он
— Пощади его, великий государь! Я сделаю, как ты велишь.
Но Кайит-бей поднял руку; опусти он ее — и Куан наверняка перережет Сандро горло.
— Я сделаю все, что ты повелишь, владыка миров! — умоляюще проговорил Леонардо.
Калиф улыбнулся и сказал Куану:
— Думаю, наш гость маэстро Боттичелли голоден.
Куан отвел меч, но Сандро не пошевелился. Он посмотрел на Леонардо, и тот в ответ успокаивающе кивнул.
— Позови моих генералов, — продолжал калиф, — и спроси, не окажут ли они мне честь отобедать тем, что осталось от нашего пиршества?
Куан исполнил, как было велено.
— Когда они закончат, — сказал калиф Уссуну Кассано, — будут игры в твою честь… и некий приятный сюрприз.
Но персидский царь словно не расслышал его. С силой впиваясь губами в янтарный мундштук длиннющей вызолоченной серебряной трубки, он смотрел прямо перед собой, словно видел нечто недоступное другим.
— Если ты потерпишь неудачу, — сказал он Леонардо, — я сам убью тебя. Медленно и мучительно. — Голос его был низким и суровым, а широко раскрытые глаза — глаза мечтателя — не выражали ничего. Они были подобны прогоревшим кострам: серые, как зола, и мертвые. — Ты должен убить моего сына быстро и милосердно.
Перс взглянул на Кайит-бея, который кивнул, словно подтверждая их договор вместе биться с турком, и сказал:
— Бисмилла.
Что означало: «Во имя Аллаха».
Леонардо отыскал Куана у сухого русла реки — тот готовил большую чалую кобылу для военной игры. Поблизости упражнялись с копьями несколько сотен человек, в основном гвардейцы Уссуна Кассано. Куан подгонял по своей лошади персидскую сбрую — легкое седло, уздечку и короткие железные стремена, что должно было дать ему возможность лучше управлять лошадью.
— Я искал тебя, — сказал Леонардо на тосканском наречии.
Куан вначале не обратил на него внимания, потом, словно передумав, сказал:
— Не говори здесь открыто, даже на родном языке.
И повел Леонардо в рощицу финиковых пальм, чтобы остаться наедине.
— Объясни, пожалуйста, почему калиф именно мне приказал убить сына Уссуна Кассано, — сказал Леонардо.
— Если калиф велит тебе убить кого-то, колебаться нельзя. Нельзя спрашивать, нельзя оспаривать его приказ. Удивительно, как он не приказал мне убить тебя тогда же и там же.
— И ты бы это сделал? — спросил
— Разумеется, — подтвердил Куан. — А если бы он велел тебе убить меня, ты должен был бы исполнить это не размышляя.
— Именно это, быть может, и отличает ваш образ мыслей от нашего. Я не убиваю бездумно.
— Тогда научись этому, ибо ты ответствен не только за свою жизнь. Если бы мне пришлось убить маэстро Боттичелли, я обвинил бы тебя, хотя, должен признаться, и он сам, и его картины мало меня трогают. — Он помолчал немного. — Думаешь, калиф поколебался бы хоть мгновение, прежде чем убить всех и каждого из твоих друзей, лишь бы достичь цели? Впрочем, нет, Леонардо, возможно, ты и прав.
— Вот как?
— Он не убил бы их на месте. Он страшно изуродовал бы их и не позволил бы тебе убить персидского принца, сколько бы ты ни молил.
— И позволил бы мне жить?
Куан пожал плечами:
— То, что ты жив после того, как спорил с ним перед персом, — доказательство его любви к тебе, маэстро.
— Зачем избирать меня? Персидского принца мог бы убить кто угодно.
— Но калиф хочет, чтобы это сделал ты, Леонардо.
— Чтобы проверить меня? Убедиться в моей верности?
— Он сказал, но ты не услышал.
— Потому что мне не гореть в геенне огненной — вот что он сказал.
Куан кивнул:
— Потому что ты не истинно верующий. Для верующего убить принца, верящего в Аллаха, грех. «Тот, кто по злому умыслу убьет верного, да горит он в геенне вечно. Он навлечет на себя гнев Аллаха, и Аллах проклянет его и предаст карающему бичу».
— Да, я читал Коран, — нетерпеливо проговорил Леонардо. — Но, как я понимаю, убийства происходят каждый день.
Куан пожал плечами.
— Но перс доверил убийство своего сына калифу. Уссун Кассано может стать весьма могущественным союзником в нашей войне с Великим Турком, и он попросил калифа об этой деликатнейшей услуге, а калиф продемонстрировал находчивость, передоверив дело тебе.
— Неужели больше некому было бы…
— Он верит в тебя. И знает, что может человек. Он видел, что ты убиваешь… легко.
— То есть?
— Он видел рисунки твоих военных машин. Даже ты должен согласиться, что они… теоретические. Ты изображал солдат, разорванных на куски, так, словно рисовал цветы.
Тут он был прав — и Леонардо, злясь на себя, почувствовал, что его мутит.
— Это не так! — протестующе сказал он. — Это всего лишь рисунки…
— Капитан «Надежного» подробно описал калифу твою искусность в бою, и я своими глазами видел твое мастерство. По-моему, ты сильно отличаешься от своих друзей, особенно от маэстро Боттичелли, которому было бы мудрее оставаться в своей мастерской. — Куан помолчал. — Перс знает тебе цену, Леонардо.
— Что ты хочешь этим сказать?