Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды
Шрифт:
Мне почудилось какое-то движение. Я вперил взгляд во тьму, но ничего не увидел Передо мной были ступеньки, спускавшиеся во мрак; я сделал шаг вперед и опять услышал, как что-то шевельнулось.
— Кто здесь? — позвал я.
Ответа не последовало. Я сделал еще один шаг. Чувство неимоверного страха начало овладевать мной, более сильного, чем мне приходилось доселе испытывать; оно, подобно ладану, сочилось из темноты и растекалось по моим нервам. Но я заставил себя подойти к ступенькам. Я шагнул вниз. Внезапно за моей спиной раздались звуки шагов, и чьи-то пальцы вцепились в мою руку.
Я резко развернулся, замахиваясь тростью. Омерзительнейшая тварь с пустыми глазами и отвисшей челюстью предстала передо мной. Я попытался вырвать свою руку, по хватка была железной. Его дыхание, смердившее мертвечиной, обдало мое лицо. В отчаянии я ударил чудовище по руке тростью, но оно, казалось, не заметило этого и швырнуло меня так,
— Вахель-паша! — позвал я.— Вахель-паша!
Никто не ответил, лишь эхо моего собственного голоса заметалось в исполинских стенах зала. Теперь я увидел у дальней стены полускрытое тенями существо, такое же, как у беседки или как то, что приносило мне воду в спальню. Существо сидело на четвереньках и мыло каменные плиты пола, не обращая на меня никакого внимания. Я подошел к нему.
— Эй, ты! — окликнул я.— Где твой хозяин?
Существо и ухом не повело. В ярости я отшвырнул таз
с водой, стоявший рядом, и схватил существо за его черные лохмотья.
— Где паша? — спросил я.
Существо уставилось на меня, беззвучно хлопая ртом
— Где паша? — заорал я.
Существо и глазом не моргнуло, лишь начало улыбаться тупым, животным, похотливым оскалом. Я выпустил его, взял себя в руки и снова осмотрел зал. Я увидел винтовую лестницу вокруг одной из колонн и еще одно существо, которое так же, как и первое, на четвереньках мыло лестницу. Я проследил взглядом за изгибами лестницы и увидел, что она отходит от колонны, проходит между горящими факелами, далее — вдоль купола и обрывается в пустоту. Я посмотрел на другие колонны, туда, где они возносились к куполу. И увидел то, что до этого оставалось мной не замеченным,— лестницы были повсюду: разорванные пролеты, бесполезные переплетения ступеней, стремящихся ввысь и обрывающихся в пустом пространстве. На каждой из этих лестниц, подобно узникам какого-нибудь проклятого бастиона, множество скорчившихся фигур терли каменные ступени, и я вспомнил свой давешний сон, в котором я карабкался по таким же вот фантастическим лестницам, пока не запутался и не заблудился окончательно. Суждено ли мне было разделить участь этих существ и нести вместе с ними эту бессмысленную повинность, вечно скоблить это мрачное царство знания, которое никогда не будет открыто мне? Я содрогнулся, так как в это мгновение вдруг самыми дальними уголками своей души ощутил реальность тайной мудрости и власти паши, и для меня стал очевиден истинный смысл слов, однажды уже оброненных мною в праздности, о том, что он был личностью, какой мне еще встречать не приходилось. Но что же скрывалось за этой личностью? В моей памяти всплыло единственное греческое слово, которое всегда произносилось в страхе тихим шепотом,— вурдалак. И могло ли статься, подумать только, что я теперь пленник этого чудовища? Так и стоял я в гигантском зале, и чувство страха во мне переросло в яростный гнев.
Ну нет, думал я, никакие ужасы этих замков не сломят меня. Тогда, во сне, я потерялся в лабиринте лестниц, но паша каждый раз находил все новые ступени, по которым он мог взбираться. Поэтому я вновь взглянул вверх на заканчивающиеся в пустоте ступени, и тогда я увидел, что одна из лестниц не оканчивается в воздухе, как другие. Я поспешил к ней и стал подниматься. Вверх по спирали я ступал по узким ступеням, выбитым в колонне, и достиг края купола. На этот раз мне не встретился никто, никакие твари в черных одеждах, и ничто не могло преградить мне дорогу — я был один. Прямо передо мной ступени уходили в стену. Я опять посмотрел вниз, на огромный зал, простершийся подо мной, на эту головокружительную пустоту гигантского каменного мешка, и ощутил внезапное отвращение при мысли, что мне предстоит протиснуться в узенький проход, открывшийся передо мной. Тем не менее я склонил голову, вошел в него и начал взбираться все выше и выше в кромешной тьме.
Необычайное возбуждение, вызванное злостью и недоверием, овладело мною. Ступеням, казалось, не будет конца, я понял, что я — в башне, в той самой, красный огонь которой я видел прошлой ночью. Наконец я остановился перед дверью.
— Вахель-паша! — прокричал я, стучась в дверь
Ответа не было. Я толкнул дверь, сердце стучало так, что готово было выпрыгнуть из груди от страха перед тем, что могло открыться моему взору. Дверь отворилась без труда. Я шагнул в комнату.
Никаких ужасов там не было. Я огляделся. Ничего, кроме книг на полках, на столах, стопки книг на полу. Я поднял одну из них и прочитал название. Книга оказалась французской: «Основы геологии». Я поднял брови в удивлении: совсем не этого я ожидал. Я приблизился к окну, там стоял прекрасный телескоп неизвестной мне доселе работы, нацеленный в небо; я открыл вторую дверь, за которой находилась другая комната, полная склянок и пробирок. Яркие разноцветные жидкости булькали в сосудах и текли по стеклянным трубкам, словно кровь по прозрачным венам. Баночки, наполненные порошками, выстроились на полках. Повсюду была разбросана бумага. Я взял один лист и взглянул на него. Он был покрыт непонятными мне письменами: впрочем, одну фразу на французском мне все же удалось разобрать: «Гальванизм и принципы человеческого бытия». Я улыбнулся. Выходит, паша у нас натурфилософ — последователь Просвещения, в то время как я погряз в глупых суевериях. Вурдалаки, вампиры! И как только я мог поверить в такую чепуху, хотя бы на мгновение? Я подошел к окну, качая головой. Надо было взять себя в руки. Я смотрел на чистое синее небо. Уезжаю отсюда, решил я, прочь из замка, и постараюсь как-нибудь изгнать фантомов из головы.
Не то чтобы я вдруг почувствовал себя вне опасности, далеко нет. Обычный он человек или нет, это еще не мешает ему оставаться чудовищем — мысль, что я узник паши, по-прежнему наполняла меня сомнениями и гневом. Как бы то ни было, внизу, в конюшнях, никто не помешал мне оседлать коня; ворота в стене замка были открыты, когда я миновал татарских стражников, чьи факелы я, очевидно, видел накануне ночью,— они наблюдали за мной, но преследовать не стали. Я скакал быстрым галопом по горной дороге — ощущение свежего ветра в волосах и солнца, слепящего глаза, было приятным. Я проехал под аркой с посвящением князю Тьмы, и в этот миг груз, тяготивший мои душевные силы, казалось, исчез куда-то, и я почувствовал всю полноту жизни, ее красоту и радость. Я уже было поддался искушению умчаться прочь по горным тропам и никогда не возвращаться сюда, но тут подумал о своем долге перед Висцилием и Флетчером и, самое главное, вспомнил клятву, которую я дал Гайдэ. Одной секунды раздумий хватило мне, чтобы понять, насколько невыносимо будет бросить девушку,— моя честь была поставлена на карту, да, еще бы! Но не только в этом было дело, честь — это всего лишь слово. Нет, я не мог признать то, в чем мне было трудно сознаться перед собой: я был банально, безумно и бесповоротно влюблен. Раб рабыни — но все же как нечестно было думать так о Гайдэ, ведь рабыня, которая отказалась признать себя таковою, ею не является. Я потянул поводья и залюбовался дикой красотой гор, подумав, что Гайдэ — истинная дочь этой страны. Ля, она должна быть свободной! В конце концов, разве не удалось мне бежать сейчас из замка без малейшей помехи, и к тому же было ясно, что паша — это всего лишь человек! Страх он внушал, но не потому, что был вампиром, не по этой причине. Ужас крестьян перед демонами не может меня удержать. Успокоив себя подобными размышлениями, я счел свой боевой дух достаточно крепким, чтобы противостоять паше до конца. И по мере того как солнце опускалось, я лишь укреплялся в своем решении.
Я полшил, что обещал Гайдэ повидать ее отца. Для побега нам были необходимы еда, оружие, лошадь для самой Гайдэ. Кто, как не ее семья, может снабдить нас всем этим? Я направился назад в деревню. Я не торопился — чем темнее небо, тем труднее будет меня заметить. Уже почти смеркалось, когда я достиг деревни и поехал по тропинке, безлюдной, как и раньше. На развалинах большой базилики сидел человек, который приветствовал меня вставанием; это был священник — тот самый, что убил тогда вампира у гостиницы; я подъехал к нему и спросил, как добраться до дома Горгиу. Священник выпучил на меня глаза и показал рукой. Я поблагодарил его, но он не проронил ни слова и тут же скрылся в тени. Я поехал дальше по тропе, деревня вокруг казалась абсолютно вымершей.
У дома Горгиу я увидел мужчину на скамейке. Это был Петро. Я с трудом узнал его, настолько озабоченным и измученным был его вид. Тем не менее, увидев меня, он поздоровался и поднял руку в знак приветствия.
— Мне надо увидеться с вашим отцом,— объяснил я,— он дома?
Петро прищурился и покачал головой.
— У меня для него новости,— сказал я,— послание,— я нагнулся в седле,— от его дочери,— прошептал я.
— Вам лучше зайти,— кивнул он наконец.
Он стоял, держа поводья моего коня, пока я спешивался, а потом проводил меня в дом. Он усадил меня возле двери, а старуха, по-видимому его мать, принесла нам вина. Тогда Петро попросил, чтобы я рассказал ему все, что мог.