Тайная история Марии Магдалины
Шрифт:
Старый знакомец, однако, вместо того чтобы обрадоваться, испуганно отпрянул.
— Это невозможно! Он был безумен годами! Он даже сорвал с себя цепи!
Других местных жителей гораздо больше волновали мертвые свиньи.
— Что все это значит? Кто это учинил? — переговаривались они.
— Демоны, изгнанные из этого человека, вселились в свиней, — пояснил Иисус.
— А кто за них заплатит? — спросил один из людей. — Это же огромный убыток! Сотни драхм. — Он повернулся к Иисусу: — Ты будешь за них платить? Ты?
Иисус удивился.
— Это была плата за избавление вот этого человека, брата твоего. —
— Он мне не брат! — заявил распалившийся хозяин животных. — Кто будет платить за свиней? Кто? Кто?!
Иешуа бросил последний умаляющий взгляд на Иисуса. Но Иисус покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Ты должен остаться здесь.
— Убирайся отсюда! — заорал на Иисуса кто-то из толпы. Убирайся отсюда! Прочь! И не смей вообще появляться на этих берегах!
Разгневанные люди стали подбирать с земли камни, и Иисусу со спутниками пришлось срочно отступить к покачивавшимся на мелководье лодкам. Уже начинало темнеть. Вцепившись в борт, Мария представила себе, что Иисус и ее мог бы отослать домой как поступил с Иешуа, и у нее едва не подкосились ноги. Оказывается. быть исцеленной еще вовсе не значит оказаться избранной им, как она думала до сих пор. Слова, которые ои произнес в Вифании. а она тогда не обратила на них особого внимания: «Не ты выбираешь меня, но я выбираю тебя»— теперь гремели в ее ушах.
Почему я, а не Иешуа? Марии хотелось настоять на том, чтобы он отправился с ними, но Иисус высказался на сей счет решительно. Может быть, чтобы освободиться по-настоящему, полностью, Иешуа надлежит сделать в Гергесе что-то важное, такое, о чем ведомо только ему самому и Иисусу?
Было уже совсем поздно, когда они благополучно вернулись к тому месту, где разбивали лагерь в предыдущую ночь. Еще одну ночь предстояло провести под открытым небом, но Мария начала привыкать к такому образу жизни и больше не видела в нем ничего странного. Более того, собственный дом, в который всегда можно вернуться, постепенно превращался для нее не более чем в воспоминание.
— У лис есть норы, и у птиц небесных есть гнезда, а Сыну Человеческому негде преклонить голову, — сказал Иисус, когда они располагались на ночлег.
— Учитель, летом оно и ладно, но что мы будем делать зимой? — спросил Петр.
— А вот наступит зима, тогда и посмотрим, — спокойно ответил Иисус, расстилая на земле свой плащ.
Сама мысль о ночевке под открытым небом зимой, когда льют стылые дожди и дуют пронизывающие ветра, заставила Марию поежиться: она почти ощутила на лице колючие ледяные капли.
— Друзья мои, мы… — Неожиданно Иисус остановился и обернулся на какой-то посторонний шум.
Из темноты, покачиваясь, словно они висели в воздухе сами по себе, появились два зажженных фонаря. Потом из мрака выступили державшие их руки, а там и лица: одно оказалось знакомым лицом Иуды, а другое — давешнего набожного красавца.
— Так, Отец мой направил к нам еще двоих, — промолвил Иисус и поднялся на ноги. — Добро пожаловать.
Иуда, явно нервничая, вышел вперед.
— Я не знаю, что именно я буду делать здесь… — начал он.
— Господь знает, — улыбнулся Иисус. — Доверься ему.
Иуда рассмеялся.
— Раньше Он никогда со мной не говорил. Не знаю, с чего бы Ему снизойти до меня теперь.
— Он и с Моисеем раньше не говорил, пока не
— Я не Моисей.
— Это ведомо Господу, — отрезал Иисус и перенес внимание на спутника Иуды.
— Я нашел твои ответы… удовлетворительными, — сказал тот, — Разумными. Убедительными, — Он помолчал и добавил: — Впечатляющими.
Иисус рассмеялся.
— Мне лестно, что у тебя сложилось такое мнение. Кто ты?
— Меня зовут Фома. Мы хотим присоединиться к вам.
— Ты не знаешь, что это значит.
— Никто из этих людей тоже этого не знал, — снова вступил Иуда, оглядывая спутников Иисуса. — Судя по всему, это просто люди, не упустившие возможности обрести веру.
— Вера, — согласился Иисус. — Да, это самое важное. У тебя есть вера?
— У меня… да-да есть! — Иуда заговорил взволнованно, словно сам себя убеждал в этом. — Я давно ищу человека в честности которого мог бы не сомневаться. Я сказал себе: когда я найду этого честного человека, такого, который даст на все вопросы ответы, заслуживающие полного доверия…
— Прислушайся к Господу и пойми, что безупречных людей нет и не может быть, — перебил его Иисус. — Недаром же у Давида говорится: «Нет делающего добро, нет ни одного». [45] Все мы грешники в глазах Господа.
— Нет, это, конечно, так, но я ищу человека, безупречного в людских глазах и по людским меркам. И вовсе не стремлюсь увидеть в нем абсолютное совершенство.
— Но сам, конечно же, меньшим не удовлетворишься? — спросил Иисус.
— Ты, я вижу, суровый надсмотрщик. Допускать несоверщенства в других, но самому быть безупречным? Я, конечно, попытаюсь, но…
45
Пс. 13. 3
— «Попытаюсь»? Ненавижу это слово! — к удивлению Марии заявил Иисус, — Скажи лучше — преуспею. Добьюсь! — Он хмуро посмотрел на Иуду. — Если твой ребенок будет тонуть, скажешь ли ты: «Я попытаюсь его спасти»? Нет, конечно. Так и с Царствием Божиим. Малодушные в нем не нужны. Со своим «я попытаюсь» иди в другое место.
— Хорошо, тогда я преуспею.
— Так-то лучше.
Иисус повернулся к Фоме, жестом предложил ему сесть рядом со всеми, потом кивнул Иуде:
— Присоединяйся к нам. — Он огляделся по сторонам и сказал: — Вы те, кого я выбрал, дабы открыть мое сердце. Но есть много других, которые желают следовать за нами, но пока на почтительном расстоянии. Что ж, пусть так. Они пойдут за нами, будут слушать нас, а потом, если проникнутся, догонят нас и присоединятся к нам на нашем пути.
— Но… сами-то мы куда пойдем? — спросил Петр.
— Прежде всего, думаю, нам надо покинуть здешний край, перебраться в другое место. Давайте пойдем по городам Галилеи — в Хоразин и Вифсаиду. Ибо для этого я был послан.
Иуда подался вперед.
— Я польщен тем, что причислен тобой к избранным и допущенным в этот круг, но считаю своим долгом уведомить тебя, как обстоят дела во внешнем мире. А обстановка там… в людских царствах, — пояснил Иуда, — ухудшается. Пилат только что натравил свою солдатню на группу паломников из Галилеи, которые пришли в Иерусалим с миром. Они находились в храме, когда он приказал вырезать их. По какой причине, я не знаю.