Тайная история Марии Магдалины
Шрифт:
О отчаяние! Ты самое худшее из демонов. Однако можно ли назвать отчаяние грехом? То, что является правдой, не может быть грехом. Веельзевул есть прародитель лжи, и, таким образом, если я осознаю отчаянность своего положения, это не грех, но лишь печальная правда. Ложные надежды — вот наваждение Веельзевула, которым он меня мучил. Здесь сейчас грехом является надежда, а не отчаяние. Ибо надежда и есть ложь.
Но сюда меня направили ради молитвы и очищения, послали те, кто разбирается в этом недуге лучше меня. И нечего мне мудрствовать, нужно послушно исполнять, что велено.
Всю ту ночь, в перерывах между
«Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня. Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня». [32]
32
Пс. 3. 6–7
Пожалуй, здесь и вправду могут обитать сонмища демонов, но ведь эта молитва направлена против духов, атакующих верующего снаружи, а не пребывающих внутри.
«Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю! Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, Перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение — истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень». [33]
33
Пс. 90. 2–6
Из этого следовало, что Господь бережет и ограждает чад своих от всех опасностей постоянно, и днем и ночью. Но опять же речь здесь шла об опасностях, грозящих извне. А как насчет ужаса, который прочно обосновался внутри?
Когда наступил рассвет, Мария совсем закоченела и ощущала такую слабость, что едва смогла выбраться из-под одеяла и попить воды из бурдюка. Сколь строгим должен быть ее пост? Пить ей можно? Или она должна просто лежать здесь, молиться и бороться с демонами, пока не умрет?
Святые отшельники, мужчины и женщины, постились. Пророки тоже постились. Царица Эсфирь постилась, перед тем как пойти к царю, и Иона велел грешникам Ниневии поститься. Считается, что посты угодны Всевышнему. Это ладно, но ведь пост посту рознь, и на сей счет должны быть специальные правила. Почему раввин не объяснил ей этого? В конце концов, обходиться без еды и поститься — это далеко не одно и то же. Нищие попрошайки порой подолгу обходятся без пищи, но никто не считает, что они таким образом обретают святость. Они всячески пытаются утолить голод, а всякий, кто кормит их, делает благое дело.
Мария отломила кусочек сухого хлеба и жадно съела его, ощущая, как ей казалось, каждую крупицу, попадающую в горло. Ей было стыдно за свой голод, но женщина не могла даже вспомнить, когда в последний раз нормально ела. Вытянув перед собой руку, Мария ничуть не удивилась тому, какая она худая. В этом изможденном, костлявом да еще и обритом наголо существе
Она съела еще немного хлеба и отломила кусочек фиговой лепешки, которая оказалась такой вязкой, что чуть не застряла в горле и проскочила в желудок лишь с глотком воды.
«И вот теперь, чуточку подкрепившись, я отказываюсь от еды до тех пор, пока Ты не очистишь меня или не подашь мне какого-нибудь знака, — мысленно обратилась Мария к Богу. — Буду ждать до тех пор, пока Ты не протянешь мне руку и не спасешь меня».
Но тут ей неожиданно вспомнились слова из Торы: «Не искушайте Господа, Бога вашего, как вы искушали его в Массе». [34]
34
Вт. 6.16
«Я вовсе не собираюсь испытывать Тебя, но лишь смиренно молю ниспослать мне знак» — тут же поправилась Мария.
После этого она закуталась в плащ и долго сидела неподвижно, ища успокоения внутри себя.
Все средства исчерпаны. Мне осталось лишь взывать о помощи здесь, в одиночестве, но если таковой не воспоследует, то мне по крайней мере, будет ясно, что меня ожидает.
В этом понимании, как ни странно, и заключалось своего рода успокоение. Время рассвета давно миновало, солнце поднялось высоко, тени в пещере, напротив, сгустились, а она все сидела стараясь не шелохнуться и быть наготове для противостояния. Но раздавшийся в голове слабый, едва слышный шепот все равно едва не застал ее врасплох.
«Знай, все это бесполезно, — вкрадчиво шелестел голос. — Это глупость и погоня за ветром — так, кажется, говорится в вашем Священном Писании. Все, что ты делаешь — глупо и обречено на провал, обернется ничем».
Эта мысль — ибо ей показалось, что это мысль, и весьма разумная, — пришла к ней через порталы ее сознания, которые охранялись от более явного и наглого вторжения.
«В этом месте нет никакой святости, — нашептывал голос, — Напротив, оно исполнено скверны. Все покинули тебя и заставили предаваться бессмысленному самоистязанию. Тем временем твой ребенок томится и скучает по тебе, а твой муж смотрит на других женщин, сравнивает и приходит к выводу, что ты не была хорошей женой. Ни в ком нигде нет ни крупицы добра. Если кто-то и предлагает помощь, то делает это исключительно ради собственного тщеславия. Оставь эту затею. Она безнадежна».
Мария подняла глаза и посмотрела на солнце. Казалось, оно вовсе не сдвинулось с места. День тянулся бесконечно и грозил продлиться целую мучительную жизнь.
«Но ты можешь покончить со всеми своими терзаниями разом, — не унимался голос. — Смотри, не зря же ты явилась сюда, вскарабкалась на скалы, нависающие над каменистым ущельем. Прыгни вниз и положи конец всему: своим страхам, мучениям, безнадежной борьбе и бессмысленной жизни. Она все равно окончится, ты умрешь в одиночестве, не получив ответа ни на один вопрос. Так к чему вся эта боль и напрасные усилия?»