Тайная история Украины-Руси

Бузина Олесь

–  А что ты там, гетман, у себя в Малороссии делаешь?

–  С пьянством борюсь.

–  И все?

–  А разве мало?

–  Да мы тут с братцем Алешкой решили турок малость того… Ну, чтоб их вовсе не было. В смысле, поблизости. Нам твоя Малороссия очень нужна. Быки, люди… Одним словом, ресурсы. А казаков мы быстро переучим. У нас специалисты хорошие есть - Суворов, например, большие надежды подает. Ты же турок из Европы не собираешься изгонять?

–  Да нет пока…

–  Ну, так зачем тебе Малороссия? Давай меняться. Мы тебе пансион хороший плюс город Батурин в кормление, а ты нам общее руководство. А с матушкой-императрицей мы все мигом утрясем.

Гетман подумал. Сравнил одиннадцатикратное

превосходство сил братьев Орловых со своими собственными - и капитулировал. Капитулировал почетно и со вкусом - уволившись «по собственному желанию». Самое интересное, что Орловы вместе с Екатериной и Суворовым действительно реализовали украинскую мечту, вытурив турок из Европы. Малороссам оставалось только заселить эти земли, разбухнув в начале XX века до вполне приличной цифры в сорок миллионов душ.

Разумовский же, по словам Бантыш-Каменского, «кончил мирно жизнь свою 9 января 1803 года, на семьдесят пятом году от рождения, в местах, наслаждавшихся некогда тишиною под кротким его правлением. Очевидцы и предание свидетельствуют о редкой справедливости, величии души, природном уме, доброте сердца, беспримерной щедрости, правдолюбии и веселом нраве сего вельможи».

А что? Умение красиво сдаться - не последняя в жизни вещь!

Из хама пан или великая родословная афера малороссийского дворянства

Революция Богдана Хмельницкого уничтожила шляхту как класс. Все внезапно стали равными. Никто не платил налогов, не ходил на панщину, а единственным источником государственных доходов оказался непрерывный грабительский поход в Молдавию и Польшу, за счет которых и жила «козацъка християнська республика».

Так откуда же внезапно взялось украинское панство - бесчисленные выводки Кочубеев, Галаганов и Скоропад-ских с дворянскими гербами и заграничными каретами? Откуда их красивые загородные усадьбы? Откуда ложноклассические колонны, коллекции старинного оружия, домашние музеи и бальные залы, на наборных паркетах которых вислоусые «народные поэты» будут читать своим хозяевам стишки о тяжелой народной доле, втайне мечтая ущипнуть за задок зазевавшуюся горничную? Действительно, откуда?

Ведь поначалу казачество плевать хотело на шляхетское достоинство! В найденном недавно в Главном архиве древних актов в Польше трактате «Мысль об успокоении Украины», написанном в 1672 году, есть даже такой эпизод: два запорожца пьянствуют в Варшаве. Один из них размахивает привилегией о своей «нобилита-ции» (признании дворянских прав.
– О. Б.) и орет: «Иване! О Иване! Купы в мене шляхетство!» А другой отвечает: «А що тоби даты?» «Дай таляра на горилку!» - ржет «продавец». «Вот такая у них честь шляхетству», - возмущенно пишет польский автор трактата.

Но возмущаться в общем-то нечему - при Хмельницком Украина внезапно стала такой страной, о которой можно только мечтать. Каждый делал, что хотел. Анархия царила везде. Описывая эти порядки, анонимный автор «Мысли об успокоении Украины» едва сдерживает затаенную зависть: «Вольно им одну жену бросить, а взять другую; вольно подговорить у мужа жену и сбежать в другую слободу или какое-нибудь ближайшее местечко, а оттуда уже не выдадут; вольно там без брака жить столько, сколько захочешь, а потом, бросив своих щенят, никогда не возвращаться с Дона или Запорожья… Вольно швецу, броварнику, гультяю какому-нибудь вырвать бороду попу и войту, а то и палкой врезать, а назавтра сотнику, атаману и другим купить несколько кварт горелки - и справедливость торжествует! Это же делают и казачьей старшине, а потом назавтра тоже горелкой все улаживают. Совсем у них нет ни чести, ни совести, ни разума, ни Бога - только бы пить день

и ночь!»

В пылу политической полемики новорожденная Украина даже казалась бедному шляхтичу бесовским искушением, вроде кабака: «Когда умный человек присмотрится к их жизни, то поймет, что каждый из них - дьявол в человеческом обличьи». Но тут же замечает, что такие порядки должны очень нравиться «не только руському хлопству», но и «не одному, наверное, из мазовецких» - лишь бы только он смог добраться до этой страны обетованной.

Разрекламированное махновское Гуляйполе продержалось всего три года. А это было куда круче! И хватило его на три десятилетия, до краев наполненных резней, попойками и полным расцветом народной культуры, оставившей такие «думы», которые наши «науковці» до сих пор боятся печатать!

Но как всякая сказка, и эта когда-нибудь должна была закончиться. Самые принципиальные демократы истребили друг друга во взаимных разборках, и на сцену истории вылезло зловредное обывательское начало, отсиживавшееся до поры в казачьем обозе. Вот оно-то и захотело пресловутого шляхетства.

В конце XIX века, подводя итоги этой удивительной эпохи, украинская исследовательница Александра Ефименко в забытой ныне работе «Малорусское дворянство и его судьба» с удивлением констатировала: «Малороссия после своего освобождения от Польши представляла по типу своей социальной организации военный лагерь на демократической подкладке. Равенство прав и обязанностей было полное: каждый мог занимать из неисчерпаемого запаса свободных земель столько, сколько мог захватить свободным трудовым захватом; каждый мог участвовать в выборе уряда, начиная от сельского атамана, кончая гетманом, каждый мог быть выбран на всякий уряд». Но воспользовались своими правами все по-разному.

Попав во власть, никто из нее, естественно, не хотел уходить. «Каждому лицу войскового уряда, - пишет Ефименко, - перепадало кое-что со стороны низших и подчиненных от приношений… Но если кто хотел себе нажить состояние помимо широкого и торного пути злоупотребления властью или положением, то единственным средством было обратиться к деятельности торговой и промышленной». Казачья старшина сразу же стала заводить шинки и гнать водку - «паны даже брали ее для распродажи с собой в походы, и куда бы случайности войны ни загоняли наших воинов - всюду находил себе рынок этот ходкий товар».

Вторым предметом экспорта стал скот - волов гоняли в Москву, Петербург и даже в Европу - в Гданьск и Шленск (так называли Силезию). В Ригу и Кенигсберг уходила пенька. А когда доходов от этих операций показалось мало, старшина принялась за меньшую братию. «Малорусское панство, - продолжает та же Ефименко, - выросло на всяческих злоупотреблениях своей властью. Насилие, захват, обман, вымогательство, взяточничество - вот содержание того волшебного котла, в котором перекипала более удачливая часть казачества, превращаясь в благородное дворянство».

При Богдане Хмельницком войсковой уряд не смел ничего себе назначить в вознаграждение за свой труд, кроме мельниц. Но уже после его смерти полковники и есаулы стали разбирать себе войсковые земли «на уряды». Единственное, что их раздражало, так это то, что народ после таких операций разбегался куда глаза глядят - благо Украина была слабо заселена. Старшина понимала, что свобода передвижения, гарантированная на-роду как одно из его прав, новой власти только мешает, и тут же начала ее ограничивать. Сохранился, например, приказ Мазепы от 1707 года полтавскому полковнику, чтобы он людей, уходящих на слободы, «не только переймал, грабил, забирал, вязеннем мордовал, киями бил», но и без пощады «вешати рассказовал». Неудивительно, что ровно через два года народ не очень-то поддержал попытку гетмана отделиться от Москвы - ведь при полной независимости он бы еще больше «размордовался».