Тайная история
Шрифт:
Чарльз обмотал шею шарфом. По его лицу было непонятно, спокоен он или встревожен. Глаза смотрели куда-то в пустоту, губы сомкнулись в ровную твердую линию, а ноздри слегка раздувались в такт дыханию.
— Будь осторожен, — сказала Камилла.
Она обращалась к Чарльзу, но Клоук принял напутствие на свой счет и, улыбнувшись, бросил:
— Да ладно, прорвемся.
Она проводила их к выходу и, закрыв дверь, сразу повернулась к нам. Генри приложил палец к губам. Мы слушали, как они спускаются по лестнице, и хранили молчание, пока снаружи не раздались звуки мотора.
Генри
— Уехали.
— Генри, ты уверен, что это была правильная мысль? — спросила Камилла.
Все еще глядя в окно, он пожал плечами:
— Не знаю, мне пришлось импровизировать.
— Лучше бы ты сам сходил. Правда, почему ты отпустил его одного?
— Я бы пошел, но в интересах дела так лучше.
— Что ты ему сказал?
— Ах да. Даже Клоук сразу поймет, что Банни никуда не уезжал. Все его пожитки остались в комнате. Деньги, запасные очки, пальто. Скорее всего, Клоук тут же захочет улизнуть, поэтому я велел Чарльзу во что бы то ни стало уговорить его позвать Марион. Когда она увидит все это… О проблемах Клоука она ничего не знает, да и слушать не станет. Если только меня не подводит интуиция, она позвонит в полицию или, в самом крайнем случае, родителям Банни, и я сомневаюсь, что Клоук сможет ее остановить.
— Сегодня его уже не найдут, — сказал Фрэнсис. — Через пару часов стемнеет.
— Да, но если нам повезет, они бросятся на поиски прямо с утра.
— Нам, наверное, придется давать какие-нибудь показания, как думаешь?
— Трудно сказать, — рассеянно ответил Генри. — Я не знаю, что обычно бывает в таких случаях.
Тонкий солнечный луч ударил в призмы канделябра на камине и разбежался по скошенным стенам ослепительными подрагивающими пятнами света. Внезапно в голове у меня стали беспорядочно всплывать образы из всех виденных мною детективов: комнаты без окон, резкий свет, узкие коридоры. Образы эти вовсе не казались искусственными или надуманными — напротив, они возвращались как неизгладимое воспоминание, как нечто пережитое. «Не думать, главное — не думать», — твердил я себе, разглядывая в оцепенении холодную яркую солнечную лужу, пропитавшую коврик у меня под ногами.
Камилла пыталась прикурить сигарету, но, едва вспыхнув, спички гасли одна за другой. Наконец Генри взял у нее коробок и чиркнул сам — пламя загорелось сильно и ровно. Камилла наклонилась, прикрыв одной рукой огненный язычок и придерживая другой запястье Генри.
Минуты ползли мучительно медленно. Камилла принесла на кухню бутылку виски, и мы сели играть в юкер — Фрэнсис и Генри против меня и Камиллы. Камилла играла хорошо — юкер был ее любимой игрой, ее коньком, — но я как партнер ничего собой не представлял, и мы проигрывали взятку за взяткой.
В квартире было очень тихо: редкое позвякивание стаканов, шорох карт. Я изо всех сил старался сосредоточиться на игре, но вновь и вновь ловил себя на том, что смотрю в соседнюю комнату: мой взгляд как магнитом притягивали часы на каминной полке. Это был один из образчиков столь любимого близнецами викторианского антиквариата — белый фарфоровый слон, на спине у которого перед паланкином с циферблатом восседал отбивавший время маленький черный погонщик в золоченых штанах
Я давно потерял счет очкам и партиям. Комнату постепенно заполнял полумрак.
Генри положил карты на стол.
— Марч, [97] — объявил он.
— Мне это уже надоело, — сказал Фрэнсис. — Где он бродит, в конце-то концов?
Громко и аритмично, с жестяным призвуком, тикали часы. Мы сидели в свете угасающего дня, позабыв про карты. Камилла взяла из миски яблоко, устроилась на подоконнике и, угрюмо впившись зубами в белую мякоть, стала смотреть на улицу. Сумерки огненным контуром обрисовывали ее силуэт, горели красным золотом в волосах, рассеивались в ворсинках шерстяного подола, небрежно закинутого на колени.
97
Марч — ситуация, при которой набрано пять взяток (максимум в юкере).
— Может быть, что-то случилось? — нарушил молчание Фрэнсис.
— Не говори ерунды. Что могло случиться?
— Все, что угодно. Может, Чарльз потерял голову, выкинул какой-нибудь фортель…
Генри взглянул на него с ядовитым скепсисом:
— Успокойся. И где ты только набрался этой достоевщины?
Фрэнсис собрался было что-то возразить, но тут Камилла спрыгнула с подоконника:
— Идет!
Генри встал следом:
— Он один?
— Да, — ответила Камилла, бросившись стремглав к двери.
Она выбежала встретить его на площадку, и вскоре оба близнеца уже были на кухне.
Чарльз диковато озирался, волосы у него стояли дыбом. Он снял пальто и, бросив его на стул, плюхнулся на диван:
— Налейте мне выпить.
— Все в порядке?
— Да.
— Как все прошло?
— Кто-нибудь слышал мою просьбу?
Генри плеснул виски в грязный стакан и сунул его Чарльзу:
— Осложнений не было? Полиция приехала?
Чарльз сделал большой глоток, поморщился и кивнул.
— А где Клоук? Дома?
— Наверно.
— Расскажи нам все по порядку.
Чарльз допил виски. Лицо его было влажным, лихорадочно красным.
— Ты был прав насчет его комнаты, — сказал он.
— То есть?
— Это было жутко. И мерзко. Постель не заправлена, везде пыль… На столе валялся надкусанный «Твикс», по нему ползали муравьи… Клоук испугался и хотел уйти, но, пока он не смылся, я позвонил Марион. Она прибежала буквально через пару минут. Все оглядела, но почти ничего не сказала, похоже, зрелище ее потрясло. Клоук был весь как на иголках.
— Он рассказал ей эту историю с наркотиками?
— Нет. Правда, делал намеки, и не раз, но она его практически не слушала.
— Как она… — начал Генри, но Чарльз, вызывающе вскинув голову, перебил его:
— Знаешь, Генри, мы здорово оплошали, что не пошли туда первыми. Нужно было все тщательно осмотреть, прежде чем кого-то звать.
— А в чем дело?
— Смотри, что я нашел.
С этими словами он вытащил из кармана лист бумаги.
Генри быстро схватил его и пробежал глазами: