Тайная капитуляция
Шрифт:
Глава 7
Генерал наносит визит
Офицер разведки, выполняющий задание, как правило, информирует свое руководство о том, что он сейчас делает. Все это так, но с определенными оговорками, чтобы не переборщить. Если, например, он будет слишком много рассказывать или запрашивать слишком много инструкций, он, скорее всего, начнет получать малоприятные задания и, что еще хуже, выяснит, что штаб пытается полностью взять на себя проведение операции. Только человек, находящийся на месте событий, может выносить реальные суждения о деталях операции, в отличие от общеполитических решений, которые, конечно, должны принимать начальники в штабе.
Ввиду своего скептического отношения к итогам встречи с генералом Вольфом я не испытывал желания возбуждать в Вашингтоне излишние надежды на то, будто мы вот-вот организуем капитуляцию
Рано или поздно я столкнулся бы с необходимостью принять решение, встречаться мне лично с генералом Вольфом или нет. Но я понимал, что, если поставить этот вопрос перед вашингтонским штабом, там будут вынуждены принимать решение на самом высоком уровне и это может стеснить мою свободу действий и выбора. Слишком много людей оказалось бы вовлеченными в процесс на слишком ранней стадии. И вообще, посчитал я, офицер разведки должен иметь право беседовать с самим дьяволом, если таким путем удастся получить полезные сведения для ведения или прекращения войны. Поэтому на тот момент я ограничил свои отчеты сообщением голых фактов о том, что Дольман, заявивший о своей принадлежности к штабу генерала Вольфа, вступил с нами в контакт и что в итоге может быть получена полезная информация о развитии ситуации в Италии. Я также запросил у штаб-квартиры имеющуюся там информацию на Вольфа, Дольмана и Парильи. В ответ мне передали все, что было в архивах, но по большей части эти сведения были нам уже известны.
Нам сообщили кое-что новое о Парильи. До войны он представлял в Италии компанию «Нэш– Кельвинатор». В Вашингтоне связались для проверки с этой фирмой и процитировали нам их комментарий: «Вы можете рассчитывать на него, если он дал слово». Было приятно узнать такое, но здесь не учитывалось то обстоятельство, что теперь Парильи не был полностью свободным человеком, поскольку действовал от имени генерала СС и часто выражал скорее взгляды генерала, чем свои.
Понимая, что в любом случае лучше вооружиться заранее, я направил нашей миссии в штабе союзников в Казерте очень общий вопрос о том, что нам делать, если немцы продемонстрируют серьезные намерения вести переговоры о капитуляции. Ответ содержал суровый воинский совет. Если Кессельринг желает начать переговоры с союзниками, все, что ему нужно сделать, – это направить через линию фронта парламентера с обычным белым флагом. Я телеграфировал им, что о таком варианте не может быть и речи. Кессельринг наверняка окружен информаторами гестапо в собственном штабе. Парламентер еще не пересечет линию фронта, а Кессельринг, скорее всего, уже будет на пути в концентрационный лагерь в Германии. С другой стороны, если Кессельринга или его представителя удастся тайно переправить в Швейцарию – а у нас сейчас есть средства организовать его переход туда и обратно и держать его пребывание там в тайне, – Гитлер и Гиммлер никогда об этом не узнают или, в крайнем случае, узнают слишком поздно. В Казерте мгновенно все уяснили, отбросили идею с парламентерами и согласились на Швейцарию как на желательное место предварительной встречи в случае, если немцы говорят всерьез и желают встретиться.
Едва мне в руки попал этот ответ из Казерты, прояснивший вопрос, который тогда казался мне лишь гипотетическим, как позвонил Гаверниц, все еще находившийся в Давосе, и с поразительной ясностью объяснил, что немцы действительно настроены серьезно. Чтобы не передавать деликатную информацию по моему служебному телефону, Вайбель позвонил Гаверницу в Давос и попросил переправить сообщение мне. Гаверниц, только что вернувшийся со знаменитой трассы Парсенн, еще в лыжном костюме, к счастью, был в номере отеля, когда позвонил Вайбель и начал необычный разговор: «Геро, ты стоишь или сидишь? Если стоишь, смотри не упади от последних новостей».
Это было 8 марта. Только 4-го Парильи, Дольман и Циммер отправились назад в Италию с отчетом о встрече в Лугано, на которой я просил освободить двух пленников. Новость Вайбеля была такой: «Парри и Усмиани здесь. Их несколько часов назад в целости и сохранности доставили к моему человеку на швейцарско-итальянской границе в Кьяссо. Капитан СС Циммер привез их на машине из Милана». По словам Вайбеля, сразу на границе он поручил их одному из говорящих по-итальянски лейтенантов, который везет их сейчас на автомобиле в Цюрих. Это было типично для Вайбеля – думать о деталях. Ведь ни Парри, ни Усмиани почти не говорили по-немецки. Это во– первых.
Какой риск с точки зрения безопасности, подумал я. Вольф со своими тремя офицерами, Парильи, болтливый Гусман и швейцарский лейтенант – семь человек, в военное время, все вместе в швейцарском поезде пять часов едут от Кьяссо до Цюриха. Фотография Вольфа как-то появлялась в итальянской прессе. Он был известен публике и уж подавно всем газетным репортерам, которые гонялись за ним как за командующим силами СС в Италии. Что он делает в Швейцарии?
Как мне стало известно позже, группа расположилась в двух зарезервированных купе, с закрытыми дверями и задернутыми занавесками. Кроме того, Вайбель организовал для них легенду-прикрытие на тот случай, если бы кто-то из посторонних начал задавать вопросы. Они были германо– итальянской комиссией, которая приехала сюда, чтобы обсудить со швейцарцами вопросы использования портовых сооружений генуэзской гавани.
Гаверниц собирался ближайшим поездом выехать из Давоса в Цюрих. Я обещал встретить его около шести часов, хотя все еще не мог понять, о чем буду говорить с Вольфом.
Вольф действовал с потрясающей скоростью. За четыре дня, прошедшие после того, как Дольман передал ему наше послание, он приказал освободить и доставить в Швейцарию пленников, организовал собственную поездку и поездку своей команды, подготовил документы, а также объяснения своего отсутствия. Сколько народу было в курсе? Начальство двух разных тюрем, шоферы, курьеры, пограничная стража СС. Как же он это сделал? Он что, считал себя неуязвимым? Неужели его власть была столь велика, что ему было нечего бояться? Может быть, он был безрассудным храбрецом? Тогда как он смог выжить и достичь столь высоких званий в СС? Или же Гиммлер все знал – было получено его согласие – и потому не нужно было ничего прятать? Это лишь немногие из вопросов, которые крутились в моей голове, пока на исходе того дня я ехал на автомобиле в Цюрих.
Я встретился с Гаверницем в квартире, которую мы арендовали в Цюрихе и использовали только для встреч самого рискованного свойства. Она располагалась на первом этаже довольно унылого здания в конце Генферштрассе, выходя окнами на залив Цюрихского озера. С улицы входить в переднюю было нужно через тяжелые ворота, которые открывались старинным, массивным ключом длиной около четырех дюймов. Вторые ворота вели из передней в вестибюль, и нужен был еще один ключ, чтобы открыть дверь в квартиру. Вайбель, уже находившийся в Цюрихе, позвонил и сообщил нам, что германскую команду и барона Парильи приняли в своей квартире в Цюрихе Гусман с женой и что Гусман хотел бы приехать и рассказать нам, как идут дела. Вайбель сообщил также, что он устроил обоих итальянцев, Парри и Усмиани, пациентами в отличную клинику в элегантном районе Цюриха. Это было самое безопасное для них место.
Вскоре после этого прибыл профессор. Я встретился с ним впервые. Это был очень приличный, почти чопорный, невысокий, коренастый человек с густой седой шевелюрой. И как и Вайбель, курильщик сигар. На этот раз он не произносил своих знаменитых речей. Он предложил мне, из соображений безопасности, позвонить Вольфу в его квартиру. Я отклонил это предложение и сказал, что, если Вольф хотел видеть меня, он должен приехать ко мне на Генферштрассе, и приехать один. То есть профессор Гусман привез бы его, представил, а затем оставил нас одних.
Я решил, что стоит ввязаться в эту игру и повидаться с Вольфом, при этом полностью сознавая, насколько игра рискованна. Если Вольф попытается надуть меня, последствия могут быть неприятными. Он ничего от меня не узнает, но может заработать политический капитал на том факте, что я скомпрометировал себя беседой с ним. Я видел перед собой заголовки: «ПОСЛАННИК ПРЕЗИДЕНТА РУЗВЕЛЬТА ПРИНИМАЕТ ВЫСОКОПОСТАВЛЕННОГО ОФИЦЕРА СС». Но у меня, по крайней мере, было алиби – через Вольфа я уже обеспечил освобождение двух итальянских заключенных, которые были нужны союзникам.