Тайная столица. Трагедия одной семьи
Шрифт:
Оторвав взгляд от записей трёхмесячной давности, Виктор посмотрел за левое плечо, где как раз находились раздвижные стеклянные двери. Учёный нахмурился, на время отвлекаясь от работы, и это неизбежно привлекло внимание главы корпорации. Найдя подобное поводом не для беспокойства, а для побега, Феликс попытался встать, но Виктор одним своим видом тут же напомнил, что последует за своевольным уходом, и глава корпорации опал обратно на кушетку прежде, чем чёрные с синими прожилками пальцы коснулись его груди.
— Говорю тебе, все нормально. У нас есть другие дела кроме моего
— Неужели, — спокойно произнёс Виктор, поправляя чуть съехавшие на кончик носа очки.
Он носил их скорее для вида, чем из-за каких-то действительных проблем со зрением. Лаборантки в башне готовы были визжать от восторга при виде этого лёгкого небрежного движения, и порой становилось интересно, не изображает ли Вольштейн клишейного учёного только потому, что это радует окружающих его дам.
— Естественно. Я ведь знаю, как я себя чувствую, и ничего ужасного не происходит.
— Феликс, когда я внял просьбе твоего брата, я предупреждал, что последствия операции могут быть разрушительны. Это было сделано не для того, чтобы ты радостно убежал в закат и игнорировал своё состояние, — учёный с усталым вздохом сделал какие-то пометки в бумагах. — Оно нестабильно, и если ты продолжишь полагаться на волю случая, критическую точку перейдёшь через два года, а то и меньше.
Вздохнув, Феликс посмотрел в потолок. Семье О’Двайер могли приписывать какие угодно необычные способности, но в реальности они были просто семьёй — с некоторыми заморочками, но обычными людьми, а не всесильными тварями.
Единственным, кто когда-то понял, что одного влияния и пределов обычного человеческого организма недостаточно, был нынешний глава корпорации, и он убил на переговоры со своим руководителем научно-исследовательского отдела годы прежде, чем Виктор сдался и помог в первую очередь со зрением. На более крупный эксперимент Виктор согласился гораздо позже, потому как глава был при смерти, и просил не сам — просил за него Дивна, по слухам, вставший перед учёным на колени. Кроме того, Феликс по-прежнему должен был в идеальном раскладе являться на обследование раз в две недели, хотя с первого дня прошло уже пять лет.
Самым обидным, конечно, был сам Виктор, все так же стоявший над ним, изучая свои записи и анализируя прогресс, и смотревший, как на занятную подопытную зверюшку.
Пять лет было достаточным сроком, чтобы переплюнуть этого великого экспериментатора, но, начни они сейчас тренировочный спарринг, и Феликс бы в который раз оказался на лопатках уже через пятнадцать минут.
— Я его не игнорирую.
— Да? И что же ты делаешь для поддержания себя в нормальной форме?
Мужчина промолчал, вслушиваясь в писк приборов, действовавший несколько усыпляюще. Они не раздражали так, как те, что были в больницах.
— Так и знал, — вздохнул Виктор. — О’Двайер, я в очередной раз повторюсь — это не те вещи, что можно пустить на самотёк и никоим образом не контролировать в надежде на естественные процессы организма.
— Я не…
— Я не слепой, — Виктор с хмыканьем поправил очки. — Видел, что ты сегодня чуть не сотворил с одним из тех мужиков.
— Все, хватит! —
Виктор помолчал пару мгновений, поглаживая подбородок указательным пальцем, после чего пожал плечами и отступил. Радость по поводу его внезапной смены настроений прошла в тот момент, когда мужчина указал свободной от планшетки с записями рукой в левую сторону, где из лабораторий вёл куда-то дальше узкий коридор.
— Пойдем-ка, потренируемся. Докажешь, что мне есть, чего бояться.
Если и существовал человек, которого Феликс не мог переиграть, задавить авторитетом или угрозами, то это было именно Виктор Вольштейн — в частности потому, что он сам мог вывести оппонента из себя всего лишь парой фраз и не нуждался в дополнительном подтверждении своего статуса. Учёный молча смотрел на него пронзительным взглядом шартрезовых глаз, и на мгновение показалось, что глава корпорации ощутил просьбу, почти мольбу о том, чтобы он и дальше продолжил тянуть эту лямку. Не испытывая, в отличии от главы научно-исследовательского отдела, восторга от того, чтобы быть им же пинаемым, Феликс отрицательно покачал головой.
— Не сегодня. Нам надо собрать всех, и-…
— И дать им поспать, как нормальным людям. — Не дал договорить Виктор, с улыбкой убирая руки за спину. — Мы не оставили таких уж очевидных следов, и день в запасе у нас есть. Завтра утром, отдохнувшие, мы со спокойной душой сядем за разработку плана.
Легко ударив главу корпорации тыльной стороной ладони под ключицами, Виктор дождался того, чтобы мужчина лёг обратно и, положив ему на колени планшетку, с хмурым видом наклонился.
— О’Двайер, можешь фыркать до нового пришествия пророка, но тебе придётся остаться здесь ещё на пару часов. Мне нужны более подробные данные, чтобы понимать, что с тобой делать.
— Хоть какое-то развлечение мне оставь.
— На, — Виктор вытянул с планшетки пару чистых листов и положил их на бедро мужчине. — Руками шевелить можно. Птичек складывай.
Феликс с сомнением покосился на бумагу.
— Я не умею.
— Ну, самое время научиться.
Одарив напоследок мужчину лучезарной улыбкой, Виктор подхватил планшетку и вышел, оставив Феликса наедине со своими мыслями, пищанием приборов и злосчастной бумагой. Хуже вечера просто нельзя было придумать.
Готовый поспорить об определении фразы “плохой вечер”, Адриан Дивна со вздохом уронил руки на покрывало и осмотрелся в собственном доме. О том, чтобы куда-то ходить и что-то выяснять после того, как он чуть не отдал концы, не было речи, но и в больницу возвращаться было не сподручно. Коллективным обсуждением решив, что в вытащенном из-под лопатки жучке дезактивируют взрывчатку, но оставят само средство слежения, чтобы таким образом обернуть его себе на пользу, потом коллективным же решением Дивну отправили домой. Ибрис довёз его, проследил, чтобы переоделся в домашнее, а потом загнал в кровать и заявил, что приедет утром после закрытия бара — проверить.