Тайная столица. Трагедия одной семьи
Шрифт:
После часа одиночества в дверь позвонили, и через пару мгновений в спальню впорхнула Оливия, благоухающая, немного напуганная и с какими-то подозрительными сумками наперевес. В компании одной из своих знакомых Дивна провёл пару часов, успев за это время выслушать все последние сплетни, мнение о произошедшем “Четвёрки”, поесть приготовленного лично Оливией куриного бульона (и выплеснуть этот самый бульон в несчастный домашний цветок рядом с кроватью), посмотреть пару серий какой-то противной по сюжету мыльной оперы и пообещать, что завтра Оливия, конечно, тоже непременно сможет прийти.
Когда Оливия ушла, воцарившаяся
Осмотревшись в спальне, Дивна без особого интереса посмотрел на ждавший, когда на нем начнут выполнять работу, компьютер, перевёл взгляд на пару книг на тумбочке, а затем на очевидно начавший свой путь к гибели от бульона цветок. Наконец, на глаза попался телефон, и мужчина справедливо задумался о том, что можно было бы и позвонить Феликсу. Вряд ли глава корпорации волновался слишком сильно, но поговорить с ним можно было и о вещах более важных, чем с Оливией.
Поначалу были только гудки, и Дивна готов был отказаться от этой идеи, полагая, что находившемуся в бегах брату не слишком выгодны звонки из империи, но потом звук оборвался. На смену ему пришёл шум, напоминавший тот, с которым обычно падало тело, и короткий болезненный вскрик.
— Вечер добрый, — вздохнул Дивна. — Что там опять творится?
— Этот вечер уже не добрый, потому что я слышу твой голос, Адрианчик.
Моментально узнав голос того, у кого в руках каким-то образом оказался телефон Феликса, Дивна поначалу опешил. Опешил настолько, что дёрнулся в сторону от собственного смартфона, тут же морщась от боли в лопатке, и удивлённо посмотрел на экран.
Заставив себя собраться с силами и мыслями разом, Адриан вновь сел ровно и попытался продолжить разговор как можно более непринуждённо.
— Мейстер Вольштейн, как радостно Вас слышать. Сильно заняты?
— Достаточно, но тебе ведь наплевать. Говори, что хотел.
На пару секунд Дивна задумался, стоило ли продолжать.
Он встречался с Виктором Вольштейном пару раз, и каждый раз эти встречи заканчивались всплеском обоюдного желания убить друг друга. При виде этой зазнавшейся твари у Дивны отпадал всякий инстинкт самосохранения, и легко ранимый (отнюдь не в плане чувств) советник императрицы готов был лезть на рожон в лице главы научно-исследовательского. При всех его минусах — а точнее одном большом минусе, название которому было характер — Виктор имел за плечами огромный опыт и немалое количество знаний.
Хотя по возвращении домой Дивна дал указание Гаспару и Освальду рыть любую информацию на какие-то группы, у которых в символах имелся глаз, это оказалось гиблой затеей. Подобных маленьких объединений могло быть сотни и тысячи, а Виктор, в свою очередь, никогда ни в чем не ошибался и был по сути ходячей энциклопедией. Хотя бы развлечения ради попытать удачу с ним стоило.
Вдохнув, будто готовый к заплыву ныряльщик, Дивна постарался кратко, но емко описать свой сон намедни и, когда закончил, замер. В основном причиной этому было то, что в трубке
Это было ещё одной вещью, которая отличала учёного ото всех его коллег в корпорации: садизм можно было давать ему вторым именем. Допрашиваемые жили однозначно счастливой жизнью, если не попадались ему на глаза, и ещё счастливее были те, кто попался и не получил от него комплимент в духе: “Я бы поставил на Вас парочку экспериментов”. С другой стороны, Адриан вспоминал юные годы и не мог не усмехаться: наличие Виктора просто рядом делало любые переговоры крайне быстрыми и выгодными. У него была своя репутация, и таковой бы не гордился даже Дивна.
— Ну… — на выдохе произнёс Вольштейн, — странный сон, согласен. Что ты от меня хочешь?
— Чтобы ты… Разъяснил его? Сказал, что конкретно мне теперь надо искать?
Некоторое время ответом было только молчание. Над чем конкретно раздумывал Виктор, фантазировать не хотелось.
— Тебе кто-нибудь говорил, что шутки — не твоё? Я не старая косоглазая гадалка, а этот сон больше напоминает бред после наркоза, чем что-то нормальное.
— Я не шучу! Когда я проснулся, этот чертов камень был у меня в руках! Он до сих пор в штанах в кармане лежит, я его закинул туда, когда сбегал.
— Нужно войти в состояние нирваны, — неожиданно серьёзным тоном произнёс Виктор. — Почувствовать энергию камня, подсоединиться к нему и понять, какой сакральный смысл в нем сокрыт.
Сев ровно, Дивна дотянулся до штанов, повешенных на подлокотник кресла, и вытащил из кармана тот самый камушек: гладкий, овальной формы, с небольшим углублением в центре. Покрутив его в пальцах, мужчина нахмурился.
— Инструкция есть?
— Надо положить камень перед собой, потом встать на ладони. Одну ногу закидываешь за плечо, а другую тянешь вверх, — напоминая учителя в школе, произнёс Виктор. — И главное — не забудь вдохновенный взгляд в небеса, которые и дадут тебе ответы на все вопросы.
Дослушав до конца, Дивна попытался представить себе подобное зрелище, и тут разум, ещё не слишком быстро соображавший после произошедшего утром, наконец, понял.
С силой сжав в ладони несчастный камень, выступавший наименее виноватым в сложившейся ситуации, советник императрицы взрыкнул от досады:
— Как же ты меня бесишь! Выдумал ведь все!
— Конечно, — хохотнул Виктор. — Потому что честно не знаю, как тебе помочь. Там было просто про глаза, ничего конкретного?
— Глаза и звезды.
— Уже хоть что-то… Лежать.
По спине пробежал от этого тона табун мурашек, но глава научно-исследовательского поспешил извиниться и убедить, что к Дивне последнее слово никакого отношения не имело.
— С кем беседуешь? Явно ведь не с дамой.
Виктор с картинным вздохом закатил глаза и вцепился пальцами свободной руки в волосы на затылке главы айрарского подразделения. Следуя за чужой ладонью, голова мужчины, основательно покалеченного в сравнении с тем, каким его привезли в дом, откинулась назад, и учёный с недовольным цыканьем выпрямился. Он смог выбить пару лишних деталей, но пара лишних деталей и новый кусок информации — это две разные вещи. Артан оказался из тех, кого достаточно щёлкнуть по носу, чтобы выбить переносицу, и, знай они об этом раньше, разговоры бы, несомненно, велись мягче.