Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1
Шрифт:
27/VII 1938 г. Генерал Миллер».
Можно только предполагать, как провел Евгений Карлович Миллер вторую половину 1938 года и первые месяцы 1939-го. Об этом никаких данных. Однако точно известно, что судьба похищенного генерала решилась окончательно и бесповоротно майским весенним днем 1939 года. Причем сделано это было в экстренном порядке в течение считанных часов. Почему именно в этот день, а не двумя месяцами раньше или тремя — позднее? Конечно, в архивных делах НКВД ответа на этот вопрос не найти. Но он напрашивается сам собой, если припомнить политические реалии начала мая 1939 года и в СССР, и в Европе. На этот период пришелся резкий поворот внешнеполитического
И мая 1939 года датированы три документа, сохранившиеся в архиве. Два из них написаны на разных и очень высоких бланках, но одной и той же рукой и даже одними и теми же зелеными чернилами. С большой долей вероятности можно предположить, что в середине дня или к вечеру 11 мая — по утрам советские учреждения тогда не работали — наркомвнудел Берия (Ежов к тому времени был уже устранен), получив срочные указания от Сталина или Молотова — кто другой мог решить судьбу Миллера! — приехал к себе на Лубянку, вызвал Ульриха, и тут же дежурным секретарем были написаны две бумаги. Одну подписал Ульрих теми же секретарскими зелеными чернилами, Берия начальственным красным карандашом подмахнул другую, и был вызван комендант…
Документ первый.
На бланке «Народного Комиссара Внутренних Дел СССР» без номера, но с датой 11 мая 1939 года написано:
«Только лично.
Начальнику внутренней тюрьмы ГУ ГБ НКВД СССР тов. Миронову
ПРЕДПИСАНИЕ
Предлагаю выдать арестованного Иванова Петра Васильевича, содержащегося под № 110, коменданту НКВД СССР тов. Блохину.
Народный Комиссар Внутренних Дел СССР Л. Берия».
Внизу другим почерком и другими чернилами приписка:
«Арестованного Иванова под № 110 выдал коменданту НКВД. Нач. Внутр. тюрьмы Миронов. 11.V.39».
Наискось через весь лист размашисто красным карандашом написано: «Одного осужденного принял. Блохин. 11/V 39».
Второй документ представляет собой написанное на бланке «Военной Коллегии Верховного Суда СССР» за № 00180/Л предписание «Коменданту НКВД СССР тов. Блохину». В нем говорится:
«Предлагается немедленно привести в исполнение приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР над Ивановым Петром Васильевичем, осужденным к расстрелу по закону от 1 декабря 1934 года.
Председатель В. К. В. Ульрих».
Сбоку на этом документе видна приписка:
«Выданная личность Иванов под № 110 подтверждаю.
Нач. Вн. тюрьмы Миронов. 11 /V 39 г.».
Видно, было очень важно не ошибиться и не «выдать» кого-то другого, оставив в живых того, нужного… И, наконец, третий документ, написанный рукой начальника тюрьмы Миронова:
«АКТ
Приговор в отношении сего Иванова, осужденного Военной Коллегией Верхсуда СССР, приведен в исполнение в 23 часа 5 минут и 23 часа 30 минут сожжен в крематории в присутствии:
Комендант НКВД Блохин (подпись)
Н-к Внутр. тюрьмы ГУ ГБ НКВД Миронов (подпись)
11/V 39 г.».
Кто именно расстрелял Миллера — комендант или начальник тюрьмы, не сказано, но очевидно, что никакое третье лицо к этому совершенно секретному делу не привлекалось…
Пусть не смущает
Тождество Евгения Карловича Миллера и Петра Васильевича Иванова не должно вызывать сомнений: приведенные выше три коротких документа хранились в одной сколке с собственноручными письмами Е. К. Миллера и с письмом Скоблина в одной тоненькой синей папке, на которой есть такая пометка:
«Материал передавал 5/3 49 г. т. Абакумову (подпись)».
Понятно, что содержимое папки было тщательно проверено.
Кроме того, о чем-то говорит и совпадение номера камеры. И уничтожен был «Иванов под № 110» по известному шаблону, применявшемуся лишь к особо секретным узникам: их привозили в здание крематория, в подвальном помещении, прилегающем к жерлу огнедышащей печи, пристреливали и сразу же или почти сразу, что зависело уже от чисто технических причин, бросали в огонь.
Так 11 мая 1939 года был убит в Москве похищенный 22 сентября 1937 года в Париже русский генерал Евгений Карлович Миллер. Тогда же, как говорят, было уничтожено и заведенное на него в НКВД дело. Как бы и не было генерала здесь вовсе.
Глава 6. РЕПРЕССИИ В ОГПУ-НКВД
Судя по всему, непосредственным инициатором перевода моего отца в Москву был покровительствовавший моей матери ее непосредственный начальник Генрих Самойлович Люшков. Позднее протекцию со стороны Люшкова им неоднократно ставили в вину.
Приведу здесь один документ, имеющий прямое отношение к биографии моих родителей:
«Приложение к справке на Судоплатова Павла Анатольевича.
Жена Судоплатова — Каганова Суламифь Соломоновна долгое время работала с врагом народа Люшковым, при содействии которого была переведена в Москву в СПО ОГПУ; при вступлении Кагановой С. С. в кандидаты в члены ВКП(б) рекомендовал ее тот же Люшков. (Сведения о Кагановой С. С. взяты из материалов СЛД № 1423.) Старший опер. 1-го отделения ОК НКВД СССР, лейтенант ГБ… (подпись) 25 марта 1942 года».
Люшков, пожалуй, одна из самых колоритных фигур из встречавшихся на жизненном пути моих родителей. Кроме того, на примере его судьбы отчетливо прослеживаются все интриги и тайные пружины перемещений и борьбы «кланов» в руководстве органов государственной безопасности СССР 30-х годов. Поэтому я остановлюсь подробнее на его биографии, известной мне частично со слов отца и матери, а частично — из сохранившихся архивных документов.
Генрих Самойлович Люшков родился в 1900 году в семье небогатого одесского еврея-портного. Семья, по-видимому, была вполне городской, не отличавшейся особой религиозностью. Так, будущего чекиста вместо традиционного хедера сразу отдали в шестиклассное начальное казенное училище. По его окончании, в 1915 году юноша продолжил учебу на вечерних общеобразовательных курсах, подрабатывая днем переписчиком в автомобильной конторе. По словам самого Люшкова, в конце 1917 года под влиянием своего брата он оказался «вовлечен в Революционную Бурю»: в рядах дружины социалистической молодежи участвовал в уличных боях при захвате власти в городе Одесским Советом.