Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 2
Шрифт:
«1. Поручить Максу добиться личной аудиенции у Тито, во время которой он должен будет из замаскированного в одежде бесшумно действующего механизма выпустить дозу бактерий легочной чумы, что гарантирует заражение и смерть Тито и присутствующих в помещении лиц. Сам Макс не будет знать о существе применяемого препарата. В целях сохранения жизни Максу будет предварительно привита противочумная сыворотка.
2. В связи с ожидаемой поездкой Тито в Лондон командировать туда Макса, используя свое официальное положениеи хорошие личные отношения с югославским послом в Англии Велебитом, попасть на прием в югославском посольстве, который, как следует ожидать, Велебит даст в честь Тито.
Теракт произвести путем бесшумного выстрела из замаскированного под
3. Воспользоваться одним из официальных приемов в Белграде, на который приглашаются жены дипломатического корпуса. Теракт произвести таким же путем, как и во втором варианте, поручив его самому Максу, который как дипломат, аккредитованный при югославском правительстве, будет приглашен на такой прием.
Кроме того, поручить Максу разработать вариант и подготовить условия вручения через одного из коста-риканских представителей подарка Тито в виде каких-либо драгоценностей в шкатулке, раскрытие которой приведет в действие механизм, выбрасывающий моментально действующее отравляющее вещество.
Максу предложено было еще раз подумать и внести предложения, каким образом он мог бы осуществить наиболее действенные мероприятия против Тито. С ним обусловлены способы связи и договорено, что ему будут даны дополнительные указания.
Считали бы целесообразным использовать возможности Макса для совершения теракта против Тито. Макс по своим личным качествам и опыту работы в разведке подходит для выполнения такого задания.
Просим Вашего согласия».
Сталин не сделал никаких пометок на документе, — вспоминает отец. — Письмо не было подписано. В кабинете Сталина, глядя ему в глаза, я сказал, что Макс не подходит для подобного поручения, так как он никогда не был боевиком-террористом. Он участвовал в операции против Троцкого в Мексике, против агента охранки в Литве, в ликвидации лидера троцкистов Испании А. Нина, но лишь с задачей обеспечения выхода боевиков на объект акции. Кроме того, из документа не следует, что прямой выход на Тито гарантирован. Как бы мы о Тито ни думали, мы должны отнестись к нему как к серьезному противнику, который участвовал в боевых операциях в военные годы и, безусловно, сохранит присутствие духа и отразит нападение. Я сослался на нашего агента Вала — Момо Джуровича, генерал-майора в охране Тито. По его отчетам, Тито был всегда начеку из-за напряженного внутреннего положения в Югославии. К сожалению, Вал в связи с внутренними интригами, не так уж отличавшимися от наших, потерял расположение Тито и в настоящее время сидел в тюрьме. Будет разумнее использовать разногласия в окружении Тито, отметил я, лихорадочно придумывая, каким образом ввести в игру находившегося под арестом Эйтингона, чтобы он отвечал за исполнение операции, так как Григулевич очень ценил его — они в течение пяти лет работали бок о бок за границей.
Игнатьеву не понравились мои замечания, но я внезапно почувствовал уверенность, поскольку упоминание высокопоставленного источника информации из службы безопасности Тито произвело впечатление на Сталина. Однако Сталин прервал меня и, обращаясь к Игнатьеву, сказал, что это дело надо еще раз обдумать, приняв во внимание внутренние «драчки» в руководстве Югославии. Потом он пристально посмотрел на меня и сказал, что, так как это задание важно для Укрепления наших позиций в Восточной Европе и для нашего влияния на Балканах, подойти надо к нему исключительно ответственно, чтобы избежать провала, подобного тому, который имел место в Турции в 1942 году, когда сорвалось покушение на посла Германии фон Папена. Все мои надежды поднять вопрос об освобождении Эйтингона мгновенно улетучились.
На следующий день в министерстве мне выдали два литерных дела — «Стервятник» и «Нерон», содержавших компромат на Тито. Там также были еженедельные отчеты от нашей резидентуры в Белграде. Досье включали в себя
Когда отца вызвали на следующий день в кабинет Игнатьева, там были четверо из людей Хрущева — заместитель министра Серов, Савченко, Рясной и Епишев. Он, рассказывал отец, сразу же почувствовал себя не в своей тарелке, потому что прежде обсуждал столь деликатные вопросы лишь наедине с Берия или Сталиным. Среди присутствующих он был единственным профессионалом разведки, имевшим опыт работы за рубежом.
Как можно было сказать заместителям министра, лихорадочно раздумывал он, что план их наивен? Как пишет в своих воспоминаниях, он не поверил своим ушам, когда Епишев прочел пятнадцатиминутную лекцию о политической важности задания. Потом включились в нравоучительный разговор Рясной и Савченко, сказав, что Григулевич как никто подходит для такой работы, и с этими словами показали его письмо к жене, в котором он говорил о намерении пожертвовать собой во имя общего дела. Григулевича, говорил отец, видимо, вынудили написать это письмо. Организаторам надо было хорошенько подстраховаться, чтобы в случае чего избежать ответственности.
Отец понял, что предостережения его не подействуют, и сказал, что он, как член партии, считает своим долгом заявить им и товарищу Сталину, что никому не дано права посылать агента на верную смерть в мирное время. План операции должен обязательно предусматривать возможности ухода боевика после акции, нельзя согласиться с планом, в котором агенту приказывали уничтожить серьезно охраняемый объект без предварительного анализа оперативной обстановки.
В заключение разговора, как свидетельствовал отец, Игнатьев подчеркнул, что все должны думать, думать и еще раз думать о том, как выполнить директиву партии.
Это совещание оказалось его последней деловой встречей с Игнатьевым и Епишевым. Через десять дней Игнатьев поднял оперативный состав и войска МГБ по тревоге и конфиденциально проинформировал начальников управлений и самостоятельных служб о болезни Сталина. Через два дня Сталин умер, и идея покушения на Тито была окончательно похоронена.
5 января 1953 года, в соответствии с решением Бюро Президиума ЦК КПСС от 30 декабря 1952 года, Первое главное (разведывательное) управление, Второе главное (контрразведывательное) управление, Бюро № 1 (по разведке и диверсиям), Отдел «Д» («активные мероприятия»), а также ряд подразделений 4-го (розыскного), 5-го (секретно-политического) и 7-го (оперативного) управлений МГБ СССР были объединены в Главное разведывательное управление (ГРУ) МГБ СССР. Управление по разведке за границей ГРУ МГБ возглавил генерал-майор Евгений Петрович Питовранов.
Практически процесс реорганизации и создания ГРУ МГБ СССР остался на бумаге и завершен не был. 5 марта 1953 года умер И. В. Сталин, МГБ и МВД были объ-единены в единое Министерство внутренних дел, которое возглавил Л. П. Берия. Начался новый этап перестройки органов.
Тем временем попытки моего отца перейти на работу в партийные органы или Совет Министров, казалось, начали приносить плоды. В 1952 году он отправил в ЦК информацию, полученную от нашей резидентуры в Вене, о планах американцев похитить секретаря ЦК Австрийской компартии. Отца вызвали в ЦК к Суслову, чтобы обсудить эти данные. Спустя несколько дней, в первые дни марта 1953 года, сказали, что его кандидатуру рассматривают на замещение вакансии заместителя председателя недавно сформированной Иностранной комиссии ЦК КПСС по «нелегальным» связям с иностранными коммунистическими партиями. Мои родители были полны надежд, что, может быть, придет конец службе отца в органах безопасности, которые, по его словам, возглавлялись абсолютно некомпетентными людьми, совершавшими преступления как по причине некомпетентности, так и из карьеристских побуждений.