Тайник
Шрифт:
Он посмотрел на нее. Его лицо было бледно.
— Ее арестовали, — ответил он.
— Больше я у него ничего не спросила.
Дебора нашла мужа в полуподвальной кухне, где он, предусмотрительный, как всегда, ставил на плиту суп. В тостере сушился хлеб, а исполосованный шрамами кухонный стол, на котором ее отец за последние годы приготовил несколько тысяч обедов, был накрыт на одного.
— Я решила, пусть он сначала искупается… Мне показалось, что надо дать ему отдохнуть. Потом расскажет…
Она нахмурилась, скользя ногтем большого пальца по краю столешницы. Торчащая щепка была воспринята ею как укол совести. Дебора пыталась убедить себя в том, что ей нечего стыдиться, все дружбы когда-то начинаются и кончаются, такова жизнь. И все же именно она первой перестала отвечать на письма, которые приходили из-за океана. Потому что Чайна Ривер относилась к той части жизни Деборы, которую ей очень хотелось забыть.
Саймон, стоя у плиты и мешая деревянной ложкой томатный суп, бросил на жену беглый взгляд. Видимо, он истолковал ее неразговорчивость как тревогу, потому что сказал:
— Все может оказаться совсем просто.
— Что значит «просто», когда речь идет об аресте?
— Я хочу сказать, ничего страшного. Какая-нибудь авария. Или похожее на кражу недоразумение в универсаме. Что-нибудь в этом роде.
— Зачем ему идти в американское посольство из-за кражи в магазине, Саймон? И вообще, она ведь не воровка.
— Ты в самом деле хорошо ее знаешь?
— Я хорошо ее знаю, — сказала Дебора. Но этого ей показалось мало, и она с нажимом повторила: — Я очень хорошо знаю Чайну Ривер.
— А ее брата? Этого Чероки? И что это за дурацкое имя?
— Так его назвали при рождении, по-моему.
— Родители из лета «Сержанта Пеппера»?
— Ммм. Их мать была радикальной… что-то вроде хиппи. Нет. Погоди. Она боролась за охрану окружающей среды. Вот. Это было еще до того, как я с ней познакомилась. Она сидела на деревьях.
Саймон посмотрел на нее искоса.
— Чтобы их не срубили, — объяснила Дебора просто. — И отец Чероки — у них разные отцы — тоже боролся за охрану окружающей среды. Или нет?
Она задумалась, пытаясь вспомнить.
— Он, кажется, привязывал себя к рельсам… где-то в пустыне.
— Вероятно, рельсы тоже нуждались в защите? Видит бог, они вымирают со страшной скоростью.
Дебора улыбнулась. Из тостера выскочили тосты. Она взялась намазывать бутерброды, а Пич выбралась из своей корзинки в надежде, что и ей немного перепадет.
— Я не слишком хорошо знаю Чероки. Не так хорошо, как Чайну. Когда я жила в Санта-Барбаре, то ездила на праздники к ним домой, там я с ним и познакомилась. Семейные праздники. Рождественские обеды. Новый год. Банковские праздники. Мы приезжали в этот… Ну, где жила ее мать. Город, как цвет…
— Цвет?
— Красный, зеленый, желтый. А, оранжевый. Ориндж. Ее мать жила в Ориндже. Она всегда готовила индейку с соевым творогом на праздники. Черные бобы. Бурый рис. Пирог из
— Это его положительно характеризует.
— Тогда я с ним и встречалась. Всего раз десять, наверное. Правда, один раз он приезжал в Санта-Барбару и провел пару ночей на нашем диване. Их с Чайной тогдашние отношения можно назвать любовью-ненавистью. Он старший брат, но всегда вел себя как младший, а Чайну это бесило. И еще она пыталась его опекать, а это бесило его. А их мать… она, в общем-то, и не была им настоящей матерью, если ты понимаешь, о чем я.
— Слишком занята была деревьями?
— И не только. Она была, и в то же время ее не было. И это… как бы роднило нас с Чайной. То есть не только это. Фотография. И другие вещи. Но мы обе выросли без матери.
Дебора резала хлеб, а Пич сидела, с надеждой уткнувшись мокрым носом ей в лодыжку.
Саймон выключил газ и прислонился к плите, глядя на свою жену.
— Тяжелое было время, — сказал он негромко.
— Да. Но, — она моргнула, и на лице промелькнула улыбка, — мы, кажется, уцелели.
— Это верно, — подтвердил Саймон.
Пич оторвалась от ноги Деборы, подняла голову и навострила уши. На подоконнике над раковиной большой серый кот по кличке Аляска, до сих пор безучастно наблюдавший за тем, как дождь рисует на стекле дорожки, похожие на червячков, встал и с ленивой кошачьей грацией потянулся, не сводя глаз с лестницы у старого буфета, на котором проводил иногда целые дни. В следующий миг где-то наверху скрипнула дверь, и такса подала голос. Аляска соскочил с подоконника и удалился в поисках спокойствия в кладовую.
— Дебс? — позвал Чероки.
— Мы здесь, внизу, — крикнула она. — Приготовили тебе суп и бутерброды.
Чероки присоединился к ним. Вид у него стал куда лучше. Он был на пару дюймов ниже Саймона и шире в плечах, но халат и пижама сидели на нем превосходно, и дрожь прошла. При этом он был бос.
— Ой, что же я про тапочки не подумала, — сказала Дебора.
— Не надо. Я привык, — ответил Чероки. — Вы меня так хорошо приняли. Спасибо вам большое. Обоим. Кто угодно напугался бы, когда я так ввалился сегодня вечером. А вы молодцы, глазом не моргнули.
И он кивнул Саймону, который поставил на стол кастрюлю с супом и стал наливать его в миску.
— Ну что ты, для нас это почти праздник, — сказала Дебора. — Саймон даже открыл пакет с супом. Обычно мы довольствуемся консервами.
— Спасибо тебе большое, — ответил Саймон.
Чероки улыбнулся, но как-то машинально, словно человек, который едва держится на ногах под конец тяжелого дня.
— Ешь суп, — сказала Дебора. — Между прочим, ты у нас ночуешь.