Тайник
Шрифт:
— Но, Генрика! — сказал он укоризненно.
— Не будь ты таким стеснительным. Будто не знаешь, чем у нас все кончится. Я знаю.
— Ты снова совершенно невыносима.
— Просто я не люблю, когда в постели песок. В свою берлогу в Бир-Резене ты бы меня никогда не затащил.
— Я не для того приехал, чтобы ссориться.
— Да, разумеется, прости. Я человек испорченный, но теперь буду говорить только пристойные вещи. Налить тебе еще коньяку? — Он подал ей через приоткрытую дверь пустую рюмку. — Ты видел пунические фрески в Утице? — спросила она без всякой связи.
— Не видел, у меня не было времени.
— А не хочешь посмотреть? На будущей неделе я собираюсь отправиться
— Их можно сравнивать?
— До определенной степени да. Художественная манера настенной росписи может в упрощенной форме проявиться и в мозаике. Мозаика — это прежде всего картина, а картина должна быть создана раньше, чем мозаика. Я должна сравнить все известные и доступные материалы, чтобы действительно доказать пуническое происхождение мозаик.
Он закрыл душ и завернулся в большую махровую простыню.
— А что, возникли сомнения в их происхождении? — спросил он. В комнате было темно, только над кроватью сиял ночничок.
— Если нет доказательств, всегда возникают сомнения… — Она сидела на кровати с рюмкой в руке. — Профессор Матысьяк — довольно противный тип, он требует, чтобы на всех находках были подписи и печати, — сказала она устало. На полу вокруг кровати были разложены осколки сосудов, обломки мрамора и бог знает что еще.
— Шефы для того и существуют, чтобы портить настроение, — сказал Войтех, пытаясь пробраться через эту выставку. — Я не знал, что у тебя здесь настоящий склад находок. Не боишься ночью споткнуться?
— Я уже давно ничего не боюсь, — вздохнула она тихо и освободила ему место возле себя.
— Что-нибудь изменится оттого, что мозаики пунические, а не римские?
Она пожала плечами:
— В сущности ничего. С точки зрения трилобитов или фосфатных удобрений все это вообще не имеет значения. Суета сует. Но если они пунические, то это исключительное открытие, а если римские — их просто причислят к уже известным древнеримским мозаикам, если они, разумеется, имеют какую-то художественную ценность.
— Выходит, я заявился не ко времени, — сказал он деловито. — И теперь окончательно испортил тебе настроение.
— Нет, что ты! — сказала она с улыбкой и нежно поцеловала его в щеку. — Я на самом деле рада, что ты здесь. Просто немного задумалась. Человек не может так просто отбросить собственные мысли и сомнения. На это требуется некоторое время, прости. — Она медленно допила рюмку и поставила ее на пол. — Ты тоже не выглядишь счастливейшим человеком на свете.
Он обнял ее за плечи и молчал. Чувствовал ее аромат, теплое прикосновение кожи и тяжесть склонившегося к нему тела. Два усталых стареющих человека. Никаких сильных страстей, скорее только терпение и снисходительность. Он подумал, что жизнь медленно, но верно теряет свой особый пленительный вкус и аромат. Через минуту они обнимутся на образцовой кровати, чистота которой не выносит пыли и песка пустыни, и будут счастливы тем, что не остались одиноки, что могут держаться друг за друга, заглянуть в глубины души. И на минуту отступят тревоги одиночества и стихнет стук копыт отставшей погони.
Он крепко сжал ее в объятиях.
— Лучше погаси, — прошептала она. Он потянулся к выключателю, услышал, как она снимает халат. Только потом, во тьме египетской, свободные от собственного «я», невидящие и невидимые, ощупью устремились они навстречу мечте, стремлению, желанию. Двое слепых в дремучем лесу…
Он резко дернулся — будто кто-то разбудил его — и посмотрел на светящийся циферблат. Боже мой, половина первого! Он сел, рядом неспокойно пошевелилась Генрика. Осторожно выскользнул из постели. Уже не было тьмы египетской. На улице сиял месяц.
Мотор взревел на всю базу. Глубокие тени и слепая ночь. С погашенными фарами он проехал коридором пальм и только на дороге включил свет.
Генрика!
Он еще чувствовал прикосновение ее губ, крепкие изгибы бедер. Все, что было скрыто тьмой и сквозь тьму рвалось ему навстречу. Он глубоко вздохнул, почувствовав, что сердце дает перебои. Как тогда, когда над ухом гремел автомат. Страх и высшее благо вызывают одинаковую реакцию.
Он включил дальний свет. Проезжая по окраинам оазиса, через пальмовые рощи, пытался прийти в себя. Сбросить обаяние Генрики, которое преследовало его всюду. Пустынный Эрг дохнул неприятным холодом и вернул его к суровой действительности. Взгляд его устремился к звездам. Светящаяся дорога, космическая магистраль. Как незначительная и несущественная человеческая судьба, исчезнут и народы, и вся цивилизация. Человек не может постигнуть этого. Жалкое животное, довольное своим ограниченным мозгом.
Вдалеке, на границе света и тени, вспыхнул красный огонек. Он нажал на тормоз и вернулся из своих небесных странствий.
— Кажется, мы теперь знаем, почему доктор Тиссо был похищен, — сказал инспектор Суриц, когда они уселись в его машине и обменялись рукопожатием.
— Капитана Боукелики с вами нет?
— Нет, он охраняет со своими людьми эту дорогу. Я знаю о вас с момента, когда вы выехали из Кебили. Из Бир-Резене сегодня вечером, кроме вас, никто не выезжал. Ситуация намного серьезнее, чем мы предполагали. Мы должны быть абсолютно уверены, что за вами не следят и не следят за мной. Один неосторожный шаг, и нас обоих… — Он провел пальцем по горлу. — Причина похищения чрезвычайно проста, реальна, но притом удивительна. Удивляться надо, скорее, тому, что никто не дошел до этого еще много лет назад. Хотя… если посмотреть на мир без розовых очков, сейчас самое подходящее время для осуществления самых фантастических планов. Главный толчок дала ваша экспедиция или, если хотите, решение тунисского правительства провести в этом районе широкую геологическую разведку.
— Не понимаю, — пожал плечами Винтер.
— Сейчас поймете. Но прежде всего я должен познакомить вас с прошлым. Прошлое здесь играет главную роль. Ящиков или бочек, которые вы должны разыскать, не несколько десятков, а точно девяносто восемь. Их количество, а также частичное описание содержимого — известно. Речь идет о ящиках, заполненных золотыми монетами, и двух бочках с драгоценностями, награбленными гитлеровцами во время войны. Другими словами, в районе, которым так интересуются похитители, зарыта армейская казна Африканского экспедиционного корпуса Роммеля!
Этот клад, сегодняшнюю стоимость которого никто не может определить, имел точное предназначение. Однако после битвы у Эль-Аламейна у Роммеля уже не оставалось сил для осуществления намеченных целей. Золото должно было быть использовано для подкупа арабских шейхов в момент, когда Африканский корпус продвинется на Ближний Восток и захватит Аравийский полуостров.
В марте 1943 года главная ставка Роммеля находилась в тунисском Хаммамете. Африканский фронт был прорван, на востоке Европы грозила катастрофа. Учитывая развитие военной ситуации, Роммелю дали приказ о возвращении в Германию. Однако в то время свободной была только одна дорога. Дорога по воздуху. Путь через Средиземное море в Италию был блокирован авиацией и флотом противника. Последний совет личного штаба Роммеля как раз и касался этих сокровищ, и с тех пор сокровища исчезли, и были попытки доказать, что их вообще не существовало.