Тайное дитя
Шрифт:
– Я и занимаюсь, – смеется он, – но все эти вещи взаимосвязаны. К тому же… – он оглядывается на Элинор, которая отвечает едва заметным одобрительным кивком, – у нас есть весьма личные причины для глубокого интереса к этой работе. Мы с Элинор оба желаем, чтобы с улиц исчезли опасные ничтожества, дабы избежать трагедий вроде той, что случилась с матерью моей дорогой жены.
Воцаряется неловкое молчание.
– Конечно, – торопливо произносит Лиззи. – Я это хорошо понимаю. Но у вас непростая задача. Как вы собираетесь ее решать?
– Один из способов – регулирование рождаемости, – отвечает Мэри
– Миссис Стоупс, я почти забыл, – улыбается Гарри. – Мисс Сэнгер настоятельно просила передать вам от нее привет.
– Хм… – бормочет Мэри, кривя губы. Не секрет, что Мэри и мисс Сэнгер находятся отнюдь не в приятельских отношениях. – Благодарю, – наконец произносит она.
Мэри, которой под пятьдесят, и не думает сбавлять темп своей жизни. Эдвард примирительно ей улыбается.
– Вряд ли сыщется больший сторонник любых отрицательных моделей евгеники, чем миссис Стоупс, – говорит он собравшимся. – Она неутомимо стремится обуздать чрезмерную рождаемость в низших слоях населения и у отсталых народов. Идеальным решением, по ее мнению, была бы принудительная стерилизация. А пока миссис Стоупс потратилась на расширение своей клиники, где любая женщина, признанная дефектной, может бесплатно получить противозачаточные средства.
По мнению Эдварда, под эту категорию подпадает любая женщина из бедных слоев.
– Ах, Эдвард! Вы слишком добры, – смеется Мэри. – Надеюсь, у мисс Сэнгер все в порядке? – спрашивает она у Гарри. – Ей сейчас в Нью-Йорке приходится вести настоящие битвы. Я сочувствую ей. – Мэри вновь поворачивается к Эдварду. – Слышала, сестра вашей жены интересуется журналистикой. У меня есть предложение. Как насчет работы в моем бюллетене «Новости контроля над рождаемостью»? Ее помощь была бы очень кстати. Я просто с ног сбиваюсь.
– Не сомневаюсь, что так оно и есть, – отвечает Эдвард и оглядывается на стайку хихикающих девушек в другом конце гостиной.
У него почему-то возникает ощущение, что они смеются над книгой Мэри. Роуз весьма жестоко высказывалась и о книге, и об авторе. Эдварду даже на минуту не представить Роуз работающей у Мэри – женщины твердых, если не сказать крайних взглядов на проблемы сдерживания роста населения. Что-то подсказывает ему, что небеса явно не одобрят такой союз.
– Мы с Элинор весьма надеемся отговорить Роуз от этого занятия, – продолжает он. – Мне жаль вас разочаровывать, однако сомневаюсь, что Элинор готова отпустить сестру в свободное плавание по лондонским улицам. Роуз – девушка, получившая преимущественно домашнее воспитание. В Европе ее повсюду сопровождала компаньонка. В обозримом будущем она останется жить с нами. Сами понимаете, каждый день ездить отсюда на работу в Лондон далековато. И ее самостоятельная жизнь в каком-нибудь задрипанном лондонском пансионате – тем более не выход. Мне бы этого очень не хотелось.
Мэри пожимает плечами, залпом выпивая свой джин с тоником.
– Это просто идея. Предложение остается в силе… на случай, если вы передумаете.
– Нас буквально сживают со свету, – ворчит Бартон, обращаясь ко всем, кто готов его слушать. – Не осталось ничего святого. Сам наш образ жизни и тот под угрозой. Богатство. Нынче это слово считается непристойным. Мне надо бы признать себя побежденным. Распродать
– Пф! Европейские страны находятся в худшем положении, чем мы, – шумно выдыхает Эдвард. – Особенно Франция, – добавляет он сквозь зубы. – А дела Германии еще хуже.
– А у вас в Америке положение лучше? – спрашивает Лиззи.
Гарри покачивается на каблуках.
– Экономика, конечно, не моя стезя, – с расстановкой произносит он, – но думаю, не погрешу против правды, если скажу, что с самой войны в нашей стране начался экономический бум, тогда как Англия и Европа увязали в застое. Мы нация устремленных. Там, откуда я родом, слово «богатство» не является непристойным. Но нас, американцев, конечно же, волнует положение в Европе и у наших ближайших союзников. Мы крайне заинтересованы во всесторонней защите нашей демократической капиталистической системы от вполне реальной угрозы коммунистической революции. Мы это понимаем.
– Слышала? – спрашивает Бартон, глядя на Лиззи. – Разве я не говорил то же самое? Достаточно заглянуть в газеты!
– Я думаю, мы все искренне заинтересованы в том же, – соглашается Эдвард. – Возникшие проблемы многогранны и конечно же требуют коллективного решения. – Он поворачивается к Гарри. – Британская экономика находится в застое, поскольку при растущей безработице и снижении заработной платы людям не хватает денег на те или иные товары. Отсюда падение спроса. Добавьте к этому сокращение нашего экспорта, за что надо сказать спасибо мистеру Черчиллю. В двадцать пятом году он совершил колоссальную ошибку, решив повернуть время вспять и вернуться к довоенному уровню!
– Каким образом? – спрашивает Гарри.
– Он вернул фунт к золотому стандарту при смехотворно высоком обменном курсе. Здесь я готов согласиться с Кейнсом, который говорит, что привязка стоимости нашей валюты к золоту – варварский пережиток. Но я, как и Гарри, не экономист. Моя специальность связана с тем, что является куда более многообещающим и ценным для всех нас.
– С чем? – спрашивает Лиззи, наклоняясь вперед. – Эдвард, ваша работа всегда такая загадочная. Пожалуйста, расскажите!
– В том, чем занимается Эдвард, нет ничего загадочного, – смеется Элинор, подмигивая мужу. – О его работе чуть ли не каждый день пишут в газетах.
Эдвард улыбается жене, затем поворачивается к Лиззи.
– Я занимаюсь человеческим разумом, – с пафосом произносит он, для большего эффекта постукивая себя по лбу. – Это ключ к судьбам каждого из нас. И конечно же, моя сфера деятельности тесно связана с тем, о чем мы говорили ранее, – с евгеникой и улучшением разума. Это поистине захватывающая тема.
Мэри выходит вперед и включается в разговор, размахивая пустым бокалом. Она говорит, как проповедник перед прихожанами, начав издалека:
– Как явствует из недавних слов Гарри, мы – наша раса – подошли к критическому, поворотному моменту. Кажется, мы уже достигли предела человеческого интеллекта, в результате чего сама наша цивилизация оказалась под угрозой. Мы можем ничего не делать и позволить ей катиться вниз. Или же именно сейчас предпринять необходимые действия и остановить неизбежный застой. Спасти цивилизацию от почти явного саморазрушения.