Тайное оружие фюрера
Шрифт:
Работа группы “С” началась 2 февраля 1944 года, и этот день можно считать формальной датой начало работы разведки по атомной проблематике. Однако фактически разведка стала получать информацию с сентября 1941 года, когда один из членов “Кембриджской пятерки” Дональд Маклейн передал нам секретный шестидесятистраничный доклад британского военного кабинета о возможности создания через два года урановой бомбы. Этот проект носил название в переводе на русский “Трубный сплав”. Затем информация стала поступать и из других источников. В апреле 1943-го в Академии наук СССР была создана специальная лаборатория № 2 по
Осенью 1944 года общее руководство работами по созданию атомного оружия официально возглавил Берия, который в качестве заместителя председателя правительства курировал вопросы производства оружия и боеприпасов. Конечно, ни Берия, ни Судоплатов, равно как и американский генерал Гровс, руководивший аналогичным проектом в США, не имели представления о распаде атомного ядра и прочих премудростях, которыми занимались ученые-физики. Но Судоплатов быстро и легко сумел найти общий язык с такими корифеями науки, как Иоффе, Курчатов, Алиханов и другие. Ученым и членам их семей были созданы все условия для плодотворной работы и привилегированные, особенно ценимые в военное время бытовые условия, обеспечена их безопасность и неприкасаемость.
В США и Англии сбором информации по атомной бомбе занимались талантливые разведчики Квасников, Яцков, Барковский, Феклисов, Семенов, Хейфец, Василевский и другие.
Описание конструкции атомной бомбы было получено в январе 1945 года. Поступили данные об эксплуатации первых атомных реакторов, конструкции фокусирующих взрывных линз, о размерах критической массы урана и плутония, детонаторном устройстве, последовательности сборки бомбы и другие, а также о строительстве и конструктивных особенностях заводов по очистке и разделению изотопов урана. Одной из заслуг отдела “С” стал вывоз немецких ученых-атомщиков в Россию. Тех, конечно, кого раньше не успели захватить американские спецслужбы.
О том, как наша внешняя разведка работала по атомной проблематике, сейчас написано достаточно много. Но нельзя забывать, что и предшественники в военной разведке, к которой я имел честь принадлежать, проделали огромную работу в этом деле. И, конечно же, наши ученые создали бы атомную бомбу и без помощи разведок, да только это заняло бы намного больше времени и стоило бы куда дороже.
Кстати, с США все наши контакты по атомной программе были прекращены в 1946 году. Их продолжили в Англии, где с осведомителем Фуксом встречался Феклисов, работавший под руководством резидента Горского.
Говоря откровенно, никакого “Штирлица” у советской разведки не было. К сожалению! Подобную “мечту” воплотил в жизнь автор, взяв для описания любимого теперь героя-разведчика черты многих и многих людей. Наша внешняя разведка тогда располагала в Германии группой Шульце-Бойзена в штабе ВВС, группами Харнака в министерстве экономики, Кукхова — в МИДе,
Фриц Зиценберг владел довольно приметным в череде других усадеб коттеджем, буквально утопавшим в буйной растительности. Садовников у Зиценберга явно не водилось, и потому участок земли вокруг мрачного черного строения зарос до такой степени, что казалось, будто никто тут и не живет. Зато здесь водились здоровенные черные сторожевые псы, свободно перемещавшиеся вдоль невысокого забора. Они даже не лаяли, просто гремели цепями, как ночные привидения, и от одного этого хотелось обойти этот неприветливый дом стороной.
Однако Рыбин, заранее созвонившийся с хозяином коттеджа и условившийся с ним о визите, уверенно нажал кнопку на металлической дверце высокой калитки.
— Кто там? — спросил на немецком по-старчески дребезжащий голос из динамика.
— Моя фамилия Рыбин, — представился Владимир. — Мы с вами договаривались о встрече.
И только после этого калитка медленно открылась.
Зиценберг оказался плешивым стариком лет под восемьдесят с маленькой головенкой и каким-то болезненно-алчным блеском в глазах, худым и желчным. Одет он был в до невозможности поношенный халат, чем сразу напомнил Рыбину образ Плюшкина из бессмертных «Мертвых душ» Гоголя.
— Про-о-ходите, — заикаясь, прокашлял старик. — Что это вы там г-говорили о с-смерти Юлика Сергеева? Он д-действительно умер? Очень ж-жаль. Ум-мирают еще д-довольно молодые люди, полные с-сил и т-творческих замыслов, а мы — с-старики — живем и з-здравствуем. А все п-почему? Опыт п-прожитых лет, знаете ли, помноженный на м-мудрость веков. Зачем п-повторять чужие ошибки? На чужих ошибках надо учиться. Даже если это касается жизни и с-смерти. Особенно если это касается жизни и с-смерти! — подчеркнул Зиценберг, так и не предложив гостю присесть.
— У вас должны были остаться кое-какие записи Сергеева, которые мне необходимы. Не могли бы вы мне их предоставить? — с какой-то просительной интонацией в голосе осведомился Рыбин.
— А с чего вы взяли, что у меня имеются его з-записки? Нет! Никаких з-записок Сергеева у меня не с-сохранилось. Они были, я не отрицаю. Но потом их з-забрали. Вот именно, да, у меня их з-забрали! — категорично рубанул воздух костлявой рукой старик.
— И кто, если не секрет? — не отставал Рыбин.
— Вы действительно хотите з-знать о том, кто их з-забрал? — ощерился беззубым ртом безумный старикашка.
— Да, очень хочу! — повысил голос Рыбин, которого чрезвычайно раздражала манера Зиценберга говорить.
— Хорошо, — кротко проговорил Зиценберг и как-то по-особому щелкнул пальцами правой руки. — З-записки Сергеева находятся вот у этих людей, которые сейчас стоят у вас за с-спиной.
Резко обернувшись, Владимир действительно обнаружил сзади четверых здоровенных парней в кожаных куртках, в двух из которых он сразу же узнал бритоголовых, охотившихся за ним еще в Мюнхене. У этих последних в руках поблескивали вороненые стволы браунингов, а в выражениях их лиц Рыбин уловил огромное желание поскорее открыть пальбу.