Тайное становится явным

Зверев Сергей Иванович

– Да иди ты, – сказал Туманов. – Почему меня?

Служитель пожал птичьими плечами:

– Мужчина до сорока, крепко сложенный, седина – ранняя, рубашка – милицейская… Это не вы, товарищ?

– Я один такой?

Двухпалый кивнул:

– Один…

– Сергей Андреевич… – молодой голос, дрожащий и отчасти знакомый, раздался так громко и отчетливо, что пришлось отвести трубку. – Здравствуйте…

– Приветствую.

– Это правда вы?

– М-м… Это правда я.

– Это Санчо… Вы меня помните?

– Кто-кто? – Туманов облокотился на стойку портье.

Служитель стоял у окна и делал вид, будто работает с бумагами.

– Санчо… Ну, Саня Зябликов. Я в аспирантуре учусь, на юридическом. Помните, вы меня в спортзале на Костычева тренировали? А еще в гости к Ивану Михалычу приходили, чай с мелиссой пили…

– Юриспрудент, ты, что ли? – дошло до Туманова.

– Так точно, Сергей Андреевич… Я так рад вас слышать…

– О, а я как рад, – пробормотал Туманов. Неожиданность была из разряда, прямо скажем, обескураживающих. Внучок архивариуса, под чутким руководством Туманова за полтора месяца взращенный из дохлой веточки в упругий стебелек, – фигура, конечно, малозначительная. Но откуда она взялась – в том пространстве, куда случайных персонажей не допускают?

– Сергей Андреевич, вы меня слышите?

Туманов очнулся:

– Ты как меня нашел, Санчо?

– В телефонном справочнике, Сергей Андреевич… Нет, серьезно. Я вас видел. Вы заходили в гостиницу «Уют». И я подумал…

– Не ври, Санчо!

Внучок стушевался. Но быстро сообразил:

– Да никакого вранья, Сергей Андреевич. Около шести часов, я как раз возвращался от Юльки Саблиной с Горского массива… – внучок застенчиво покашлял. – Ну, это подружка моя, я к ней хожу иногда, и мы это… – отрок застенчиво хихикнул. – Танцы с Саблиной, словом. А вы как раз входили в гостиницу, в синей рубашке, синих брюках и без вещей. Вот я и подумал, что вы там живете…

– Дальше, – смягчился Туманов. В принципе сходилось. Около шести вечера он возвращался от Антониди. Откровенной слежки не было, но выходящего из близлежащей арки пацана он мог и проворонить. Мало ли их, пацанов.

– Я про вас Ивану Михалычу рассказал. Он так обрадовался, встал с кровати… И сразу просил передать, чтобы вы к нему всенепременно зашли. Он так и сказал – всенепременно.

– Не тарахти. Как он?

– Плохо… С тех пор как вы уехали, часто о вас вспоминал, все хотел встретиться. Совсем болен стал Иван Михайлович. Почки отказывают, ноги слабеют. По дому ходит, а дальше уже ни в какую. На крылечко выйдет, посидит и опять в дом – к своим бумажкам… Вы бы и впрямь зашли, Сергей Андреевич, навестили старика. Врачи говорят, совсем мало ему осталось. Девяносто лет, с этим возрастом не шутят.

– В последние дни к нему кто-нибудь приходил?

Внучок помялся:

– Я не совсем в курсе, Сергей Андреевич. Живу в мансарде, выход отдельный. Но сколько ни спускался к Ивану Михайловичу, кроме сиделки, никого не видел. Вы придете?

– Посмотрим. Как там у вас в спортзале говорят буддисты: – «Человек предполагает, а пространство располагает»? Ты сам-то как?

Паренек заметно оживился:

– Отлично, Сергей Андреевич. Вы знаете, я продолжаю по четвергам

и субботам ходить на Костычева, меня записали в полусредний, и ребята говорят, что если так пойдет дальше…

На середине фразы вдруг прорезались гудки. Чудеса на линии. Туманов задумчиво уставился на трубку. Странно, интуиция не била в рельсу.

Вдова Светка Губская открыла дверь после третьего настойчивого звонка. Угрюмо обозрела всех по очереди, дольше всех рассматривала Туманова и вздохнула протяжным вздохом. Потянуло спиртным.

– Здравствуй, Светка, – поздоровался Туманов.

– Здравствуй, Туманов, – выдавила Губская. – Смотрю я на тебя – и завидки берут. Время тебя не берет. Заходите.

У нее имелась веская причина печалиться. За полгода, что они не виделись, Светка поправилась еще больше. На прежнее сало наросло новое. Лицо заплыло. Начинался какой-то патологический процесс в костях – ноги, ниже халата, обрастали синеватыми буграми. Выделялись сухожилия, выпирали костяшки щиколоток.

Туманов смущенно поднял глаза:

– Извини, Света, недосуг. У тебя деньги есть?

Вдова насмешливо прищурилась:

– Занять хочешь? Тебе в фунтах, в динарах? Или, может быть, в крузейро?.. А я-то думала, что ты финансово независим.

– Какая ты ядовитая. Дать хочу.

– Давай, – Губская в знак согласия кивнула.

Туманов извлек из пистончика заранее отслюнявленные три тысячи рублей. Светка удивилась:

– Ты серьезно?

Рука машинально потянулась к деньгам. Скудное жалованье дворничихи и символическая приплата за мытье клуба железнодорожников как-то не располагают к отказу от денег.

Туманов кивнул:

– Серьезно. Забирай. Твой сынок как, не буянит?

– Дениска-то? – Светка торопливо спрятала деньги в халат. – А что?

– Да вот, хотим ему няньку присобачить, – Туманов выдвинул из-за спины Алису и нежно подтолкнул ее коленом вперед. – Возьмешь? Платить ей не надо, сами заплатим.

– Так вот что ты задумал, Туманов, – проворчала Алиса, бодливо наклоняя голову. – На, боже, что нам не гоже. А я-то дура…

– Рановато ей в няньки, – Светка, нахмурясь, вперилась в Алису. – Кто она тебе, Туманов?

– Да так, – ответил он неопределенно. – Племянница. По линии генеральской курицы. Нет, Света, серьезно, пусть установят контакт разумов. – Он, как решительный довод, добавил к деньгам тысячу. – Это на прокорм детенышу. Отзывается на имя Алиса, возраст нежный, из аргументов понимает ремень. Пусть поживет у тебя денек или два, хорошо, Свет?

– Да пусть живет, – вдова пожала плечами. – Взяла бы и без денег. Я ж не злыдня.

– Извини, – Туманов улыбнулся. – Мы пойдем. Алиса, слушайся тетю. Она тебе худого не пожелает. И не груби ей.

– Если завтра, в это же время, меня не заберут, я поднимаю пиратский флаг, – твердо сообщила Алиса и, гордо задрав нос, прошествовала мимо Светки в прихожую.

Все печально посмотрели ей вслед.

– Вы вообще откуда? – поинтересовалась Светка, переводя глаза на Дину.

– Из леса, – ляпнула Красилина.