Тайнопись
Шрифт:
— Да что ты… — начал Лука, подбирая слова.
Тут другой солдат, соскочив с коня, схватил его за руки, завернул их назад и связал за спиной, потом поворошил коротким мечом пожитки:
— Гляди!.. Перо!.. Пергамент!.. Краски!..
— Всё ясно!.. Лазутчик! — согласился Манлий.
Солдаты потащили его к дереву. Намотав веревку на сук и привязав его, как скотину к плетню, они быстро забросали всё обратно в мешок.
Манлий пригладил редкие волосы. Брит до синевы, с розовым свежим шрамом на щеке. Бляха во лбу на цепочке.
— Христ? — спросил
Лука в замешательстве кивнул.
Манлий буркнул:
— Гордишься, что ли?.. Невесело же ты кончишь, собака!
— Каждый волен веровать по-своему, — начал было Лука, но другой остановил его:
— Заткнись!
Лука замолк. Понуро стоял возле дерева, не зная, что делать: сесть, стоять?.. Веревка резала запястья, и он, повернувшись к лесу спиной, стал исподволь шевелить кулаками, ослабляя узлы. Солдаты отошли к дороге, совещались и, казалось, чего-то ждали.
Вот послышался неясный шум… Ближе и яснее…
Стали различимы бряцанье железа, ропот, гул шагов. Из-за поворота начали появляться люди. Солдаты!.. Они шли толпой, и даже издали было видно, как они устали.
— Поворачивай его спиной к дороге! — засуетился Манлий, и они грубо повернули Луку, чтоб он не видел солдат.
— Вот третья центурия, у них уже есть пленные. Сдадим его туда! — предложил другой.
Они отвязали Луку от дерева и стали волочить его задом: Манлий — за связанные руки, а другой — за волосы. Вместе с рывком и толчком:
— Эй, еще одного берите! — его забросили в строй и сунули веревку детине-солдату. Тот было заворчал, но Манлий прикрикнул на него: — Ты что?.. Я приказываю! Исполнять! Это лазутчик! Головой отвечаешь!
Солдат сделал гримасу и замахнулся на Луку:
— Дернешься — глаза повышибаю!..
Всё произошло так неожиданно, что Лука только подчинялся. Да и что было делать?.. Хаотично прыгали мысли. Он так давно не видел людей — и вдруг такое! Римляне!..
Он стал оглядываться. По лицам солдат понял, что они злы от усталости и голода. Отовсюду слышны ругань и крики. У многих поклажа волочилась по земле. Пахло потом немытых тел. Справа от него двое солдат, на ходу разливая из фляги, угрюмо о чем-то переговаривались. Поблескивали синие наспинники. А вдали, высоко над землей, покачивался на древке громадный железный кулак.
Впереди семенили две щуплые фигуры. Они были скованы палками наподобие ярма, как быки в арбе. Лука невольно ускорил шаг. Рывок веревки вернул его назад, но он успел разглядеть, что это был мальчишка-подросток и старик в белой рубахе до колен. Лицо старика было красно от натуги, челюсть лежала на доске. Мальчишка, рыжий, в рванье, изредка поднимал руки к доскам и царапал дерево, хрипя. Оба часто перебирали ногами.
«Пленные!» — понял Лука.
— Приор! Приор! — вдруг послышалось вокруг.
Солдаты быстро завинтили флягу. Все подтянулись. Топот приблизился.
— Этот? — указал приор копьем па Луку, вскидывая медный налобник.
— Да. Лазутчик! — сообщили ему. — У леса изловили.
— В лагере привести ко мне! — приказал приор и щелкнул копьем
Старик засеменил чаще. Заспешил и мальчик. Не попал в ногу, и оба повалились в пыль. Приор галопом поскакал дальше. Из-под копыт в солдат полетели комья грязи и камешки. Солдаты с руганью, пинками, стали поднимать упавших.
Две центурии Карательного легиона, отставшие от главных сил из-за дождей и нехватки лошадей, шли по вязкой дороге. Мелкие камни врезались в подошвы, и часто какой-нибудь солдат, прыгая на одной ноге и держась за соседа, выковыривал их из сандалий.
«Всё разъяснится!» — успокаивал себя Лука. Идти с завязанными сзади руками было трудно. На старика и мальчишку он старался не смотреть. Только один солдат отделял Луку от леса. Но Лука не думал бежать. Да если б и хотел — не мог. Он еще верил, что сумеет убедить приора в том, что он — не лазутчик, а просто человек. Он молча шел, изредка оступаясь, за что и получал рывок цепи и ворчливую брань детины. Но старик и мальчишка спотыкались всё чаще, их почти волоком тащили солдаты, пиная за каждый неверный шаг. Оба натужно хрипели и булькали в ярме. «А их за что?»
Скоро Лука стал впадать в оцепенение, не мог оторвать глаз от спин солдат: они то удалялись, то приближались, грозили раздавить. Он видел мельчайшие царапины на кольчугах и шлемах. Мотал головой, но оцепенение не проходило.
Вдруг он заметил: далекий железный кулак, качаясь, повернул вправо. Солдатская змея стала изгибаться и сворачивать вслед за ним. Грохот и скрежет стали громче. И с каждой новой повозкой звон усиливался, мешаясь со скрипом башенок, которые на разборных колесах подпрыгивали на дороге. Башенки сталкивались с дребезжащими камнеметнями. Колеса едва вращались от грязи и застревали в ямах.
Теперь шли по безлюдному селу, где обгоревшие дома стояли открыты, бродили собаки с поджатыми хвостами и торчали зубчатые балки проваленных крыш. Тут и там были видны таблички с номерами — это дежурные по лагерю раньше других вошли в село, чтобы приготовить еду и ночлег. Солдаты выходили из строя и тащились к своим номерам.
— Чего палатки открывать, возиться? Вон домов сколько пустых! — роптали иные. — Лишь бы людей мучить…
— В домах скорпионы, змеи… Псы одичалые. Всего ожидать можно… Приор правильно приказал палатки ставить! — возражали другие.
— Да в задницу твоего приора вместе с его палатками!.. И легата туда же шелудивого!.. Сами, небось, на коврах спят! — нехотя ругались солдаты, разбредаясь кто куда.
Строй редел. Но пленников вели дальше.
И вот они оказались возле разбитой синагоги. Под закопченной стеной солдаты возились со складным жертвенником. У входа прислонено вблизи громадное древко с кулаком.
— Куда? — окликнули их.
— К приору ведем, по приказу! — отозвался детина-солдат. — Сам знаешь, наша палатка где, а мы из-за этих ублюдков сюда притащились!.. — Он зло посмотрел на Луку, замахнулся, но не ударил.