Тайной владеет пеон

Михайлов Рафаэль Михайлович

Он ушел в кабинет, расположенный в глубине виллы.

— Папа последнее время очень нервничает, — ска­зала Аида. — Как ты думаешь, Хусто, скоро мы зажи­вем спокойно, как в былые времена?

Глаза Мигэля насмешливо сверкнули. — А ты помнишь эти... былые времена? — спро­сил он.

Что ты, — смутилась Линарес. — Я была совсем маленькой, когда мы бежали из Гватемалы. Но папа много раз рассказывал о нашей жизни. Когда он про­ходил по улице, индейцы жались к стене.

Мигэль прыснул:

—

Ну нет, — сказал он уже серьезнее. — Такое, ко­нечно, не вернется. Индейцы осмелели. К стенам они жаться не будут. А спокойнее... Спокойнее будет. Не всем, я думаю. Тем, кто сильнее.

— Я к тебе очень хорошо отношусь, — покраснела девочка. — Ты сильный и смелый, Хусто. Я верю, что тебя будут бояться босоногие.

— Я хочу другой славы, — ответил Мигэль, думая о своем, — я хочу, чтобы меня боялись не босоногие, а обутые.

Он подумал, не сболтнул ли лишнего, и туманно за­метил:

— Интересно потягаться с сильным. Слабого поло­жить на спину — что в море плюнуть.

Аида следила за его речью и не упустила случая поправить своего гостя:

— Зачем же так грубо?

— Да уж такая поговорка у нас на побережье.

— На каком побережье? — не поняла девочка.

— На берегу реки Усумасинты, — чуть смешался Мигэль. — Я наблюдал там за сплавом леса.

Их разговор прервал полковник Линарес.

— Аида, ко мне на виллу приведут... одного... По­заботься, чтобы прислуга из кухни не выходила. Ми­гэль может подождать здесь.

— Хорошо, папа. А я тебе понадоблюсь?

— Как в случае с монтером. Переоденься и будь готова.

Аида вышла. Линарес засвистел и предложил Ми­гелю:

— Дон Леон уверял, что ты любитель сильных ощу­щений. У меня нет от тебя тайн. Побудь в кабинете во время допроса одного студента. Только — ни слова.

Пришлось согласиться. Мигэль уселся за книжным шкафом и потерялся в полумраке. Через несколько ми­нут двое солдат втолкнули в кабинет худощавого свет­ловолосого юношу. Он знал, что находится у врагов, тем не менее на губах его бродила мягкая, даже за­стенчивая улыбка.

— Молодой человек, — сказал Линарес, пристально смотря на юношу, — вы не можете пожаловаться на пло­хое обращение. Вас не били, не истязали, не морили голодом. Так?

— О, я не жалуюсь, — тихо сказал юноша. — Если бы не истязали половину населения, а вторую половину не морили голодом, — было бы совсем отлично.

— Вы не на студенческом комитете, Андрес, — мно­гозначительно произнес Линарес; думая, что произвел впечатление своей осведомленностью, он язвительно прибавил: — Как видите, мы знаем, с кем имеем дело. В отличие от вас...

Андрес бросил быстрый взгляд на Линареса.

— Нет, почему же, — протянул он, — Гватемала дала вам кличку: Бочка Желчи, сеньор Линарес.

Линарес крикнул солдатам:

—

Подождите за дверью!

Он хмуро перелистал дело Андреса и резко сказал:

— Повесить вас — дело минуты. Можно с решением трибунала, можно без него. Но вы молоды, красивы и хотите жить. Мне не нужно от вас ни показаний, ни нарушения подпольной клятвы. Одно слово — и вы сво­бодны. Оно вас ни к чему не обязывает. Кондор в сто­лице?

Мигэль прижался к стене шкафа: вот зачем ему по­надобился студент!

— Я не знаю такого имени, — сказал Андрес.

— Врете! — фыркнул Линарес. — Все ваше подполье им бредило. Болотный герой, гордость Пуэрто...

— Я никогда не был в Пуэрто, — искренне сказал Андрес.

— Охотно вам верю. Но имя Кондора вы не могли не слышать.

— Я догадываюсь, что речь идет о какой-то под­польной кличке, — заметил Андрес, — но повторяю, я никогда не видел этого человека.

— А кто вами руководит?

— Наш ректор, один из самых уважаемых ученых американского континента...

Не считайте меня дураком, — прервал его Лина­рес. — Я говорю о подполье.

— Сеньор Линарес, вы ошибаетесь. Не скрою, что я участвовал в студенческих демонстрациях, но этим моя политическая деятельность и ограничилась.

— Адальберто Барильяс утверждает обратное.

— Лжет. Он не посмел бы сказать мне это в глаза.

— Кто вами руководит в подполье?

— Вы повторяетесь. Такой вопрос уже был, — мягко отвел его назойливость Андрес.

Мигэль знал, что сейчас последует удар, но не до­гадывался, откуда Линарес его готовит. Шеф тайной полиции повернул под столом какой-то кран, и сильная струя горячей воды обожгла лицо Андреса.

— Руки прочь от лица! — крикнул Линарес. Мигэль боялся поднять глаза, увидеть лицо Андреса.

— Кто вами руководит? — раздался вопрос.

— Траур Гватемалы, — глухо ответил Андрес.

Снова зашипела вода. Струя настигала Андреса всюду; он метался по кабинету, как загнанный зверек, а Линарес глухо хохотал и повторял свой вопрос. Через четверть часа, так и не сумев подавить сопротивление студента, он вызвал солдат и велел положить арестован­ного в соседней комнате.

— Я закушу и еще его обмою, — громко сказал Ли­нарес.

Мигэль был готов вцепиться в горло палача и заду­шить его.

Линарес живо притянул Мигэля к стене и отодвинул заслонку. Сквозь щель Мигэль увидел распростертого на диване Андреса. А возле него сидела одетая в платье горничной Аида Линарес.

— Сеньор, — шептала она, обтирая лицо Андреса влажной тряпкой, — да посмотрите же на меня, сеньор. Я прислуживаю в доме этого палача. Если вам надо передать что-нибудь своим...

Мигэль чуть не застонал. Линарес прикрыл его рот ладонью.