Тайны археологии. Радость и проклятие великих открытий

Варакин Александр Сергеевич

В молитве, изображенной на подножии гроба, остался один знак, начертанный на первоначальном золотом листе, обозначающий местоимение первого лица единственного числа — «я» (такой-то). Остальные места для подобного же знака были вырезаны и заменены более поздним, тонким золотым листом. Но вот что интересно, — цензор будто нарочно оставил ключ к разгадке (один-единственный знак): в «исконном» знаке была изображена женщина с разделенными на пряди волосами и, конечно же, без бороды, а в подложенных знаках везде был мужчина с бородой и зачесанными назад волосами. Знак по смыслу изображал не просто мужчину или женщину, а именно — умершего царя, превратившегося в божество, или, соответственно, царицу. Ж. Даресси на основании своих наблюдений сделал вывод о том, что первоначально гроб принадлежал женщине, а потом был переделан для мужчины. И восстановил первоначальные надписи, как «царица — мать такого-то царя» Тейе. Он предполагал, что при уничтожении вместо обозначений «царица — мать» в текст были вписаны

лишние слова для титулов Эхнатона.

Однако наблюдения Ж. Даресси словно остались неуслышанными, и ученый мир продолжал считать гроб изначально принадлежавшим Эхнатону. Только четыре алебастровых сосуда повергали ученых в сомнение: на крышках был изображен не он! X. Шефер, опубликовавший в 1919 году статью в лейпцигском египетском временнике, отверг предположение, что гроб принадлежит царице Тейе, на основании того, что канопы принадлежат… Нефертити!.. Очаровательная, единственная в своем роде царица, жена Эхнатона, гробница которой не найдена, может быть, даже по причине того, что ее не существует, на короткий срок «вписалась» в открытую Т. Дэвисом усыпальницу. Но версия X. Шефера не нашла одобрения в ученом мире. Изображение на алебастровых сосудах не походило ни на Эхнатона, ни на Тутанхамона, усыпальница которого тогда не была еще открыта, но и на Нефертити оно тем более не походило! Тип лица не тот: изваяния царицы созданные мастером Тутмесом, обнаружил Л. Борхардт в Ахетатоне в 1912 году.

Наконец, мертвец, возраст которого насчитывал никак не более 2 8 лет, возбудил сомнения ученых именно своей молодостью: неужели реформу такого масштаба, какую осуществил Эхнатон за 17 лет царствования, провел… мальчик 11 лет?! Ну, пусть 12… В этом было что-то не так.

Однако вместо того, чтобы на основе этой материальной несообразности направить поиски в иное русло, сторонники того, что в гробу покоится Аменхотеп IV, стали искать доказательства своим утверждениям именно в материальной, телесной, биологической области: они предположили, что Эхнатон по какой-либо причине (допустим, из-за болезни костей) выглядел лет на 10 моложе. А ведь царь-солнцепоклонник свой «хет-сед» справил едва ли не в начале царствования! Об этом есть свидетельства. Впрочем, было решено, что «тридцатилетие» могло быть празднованием не возраста, а какой-либо напасти, чтобы от нее избавиться. А кто поручится, что Эхнатон и впрямь не был вундеркиндом?.. Ах, да! После смерти он оставил взрослых дочерей… Не сходится. Впрочем, и это можно объяснить: египтяне южане «взрослеют» рано.

В 1921 году немецкий ученый К. Зете опубликовал опровержение этой версии. Имя К. Зете очень много значило и могло поколебать мнение большинства. Но в 1924 году, уже зная, что из числа «претендентов» на гроб выбыл Тутанхамон (Г. Картер обнаружил его гробницу и мумию), Дж. Э. Смит и В. Р. Доусон в книге о египетских мумиях пересмотрели заключение о возрасте умершего. Они добавили ему десять лет из-за «резкого недуга, следствием которого вполне могла быть задержка в сращении костей».

Однако после такого «доказательства» ученый мир охватили еще большие сомнения.

С открытием гробницы Тутанхамона сразу были отброшены некоторые версии, как несостоятельные, например, принадлежность ему четырех алебастровых сосудов, поскольку были найдены «свои». Но все-таки это не смогло расставить точки над «i». Наоборот, многих убедило в том, что костяк принадлежит Эхнатону: сравнение черепов Тутанхамона и безымянного обладателя золотого гроба показало, что загадочный покойник явно принадлежал к царствующему дому. В облике Тутанхамона как бы уже просматривалась будущая «грушевидность» Эхнатона: свидетельство тому — реалистическая картинка на спинке трона мальчика-царя Тутанхамона, где изображено, как он забавляется с женой Анхесенпаамон. Но главное — необычность черепов и схожесть обоих в этой необычности. Совпадали и форма, и размеры. Головы фараонов узки, с нависающими затылками. Однако трезвые ученые правильно оценили все «за» и «против» сходства «строения» двух фараонов: водянки могло не быть, если отклонения в строении черепа — фамильная черта. Именно так и оказалось, когда находка некоторых недостающих лицевых частей непоименованного скелета подтвердила, что у покойника водянки, скорее всего, не было, а значит, и кости должны были срастаться вовремя.

В 1931 году Д. Э. Дерри, изучив останки, сделал вывод, что костяк принадлежал молодому человеку, скончавшемуся, вероятно, в возрасте 23 или 24 лет. Тождество с Эхнатоном при этом было исключено: 6- или 7-летний мальчик если и мог теоретически «проводить» реформы под чьим-либо руководством, то уж родить детей не мог никак! Надо было искать другого «претендента» на золотой гроб.

Короткое повествование об этой растянутой во времени истории всегда создает впечатление, что столкновение мнений и ученая перепалка в «вестниках» и «календарях» были страстными, бурными, воинственными. На самом же деле они как нельзя более верно и наглядно отражают повседневную работу историков и археологов: скучная рутина приносит, как правило, самые ценные плоды. Частенько в этой скрупулезности помогает случай. Писатели и историки прекрасно знают такое состояние, когда желанные и так необходимые для продвижения вперед события,

происходя как бы сами по себе, на самом деле таят в себе огромную часть Божественного промысла. Осененные Им, они идут в желаемом направлении, а информация автору преподносится чуть ли не на блюдечке. Факты сами идут в руки. События активизируются.

Таким событием стало решение египетского правительства построить современную государственную усыпальницу для всех мумий, хранящихся в Каирском музее. Страсти вокруг золотого гроба, найденного Т. Дэвисом, закипели заново. Учёные должны были составить срочный реестр царственных мумий, чтобы уполномоченная комиссия решила — «спать» её обладателю за государственный счёт или навсегда оставаться просто экспонатом. Но для этого нужно точно знать, кто же этот молодой человек, похороненный в гробнице Тейе? Каирский ученый Р. Энгельбах в 1931 году в «Анналах» Службы древностей Египта припомнил Ж. Да-ресси, доказав, что переделка гробовых надписей действительно важный, если не ключевой, факт в цепи, позволяющий выяснить, кто же и почему покоится в гробнице Тейе. Энгельбах изначально приписал его фараону Сменхкара, но только всё-таки — не фараону, а частному лицу. Длинноты в титлах Р. Энгельбах объяснял тем обстоятельством, что раньше было написано нечто типа: «Любимец царя такого-то такой-то», — а потом, взойдя на трон, сам «такой-то» стал царём. Энгельбах привёл довод, что, если бы гроб принадлежал царице, картуш с ее именем пришелся бы на конструктивный перегиб в крышке гроба. Ученый доказал это. Однако в собственной версии он не смог справиться с одной деталью — первым женским местоимением. А это было самым слабым звеном: ведь на исконном золоте в первом местоимении была изображена женщина, а не мужчина. Р. Энгельбах объяснил это «недосмотром» резчика или писца. Правда, логично пояснил необходимость замены мужских знаков на другие: первоначально там был изображен просто мужчина, а потом его заменили на сидящего мужчину божественного происхождения — знак, присущий фараону. Если принять версию о «недосмотре», то надо поверить, что он произошел дважды: первый раз, когда во всех знаках на подножии гроба, кроме первого, был мужчина, а второй раз — когда везде обыкновенный мужчина заменялся на мужчину-фараона. С таким же успехом наличие неизмененного женского знака можно было трактовать и так, что, мол, при переделке в Египте внезапно кончились запасы листового золота (оно уже и так было тоньше, чем первоначальный лист), его не хватило: здесь есть хотя бы некоторая логика. Короче, ученые отнеслись к доводам Р. Энгельбаха скептически.

Однако Г. Масперо предполагал, что в гробу лежит Сменхкара, зять Эхнатона, первый преемник тестя и соправитель его в течение последних лет. Таким образом, отождествление Р. Энгельбаха получило «официальное» признание, и на какое-то время забыли о женском начале костяка, гробнице, сосудах и гробе (а также надписях на нем). Наконец, в 1940 году тот же Р. Энгельбах признал, что первоначальный «хозяин» гроба — женщина, но не царских, а простых кровей.

Американец К. Сил в 1955 году предположил, что гроб готовился для царевны, дочери Эхнатона Микетатон, умершей очень рано. Американец же С. Олдред в 1957 году приписал гроб старшей царевне Меритатон. Но Сменхкара — сколь бы то ни было доказательным — обладателем золотого гроба так и не стал.

Сэр Алан Гардинер в том же 1957 году поколебал уже устоявшиеся представления о гробе (загадке тогда исполнилось ровно полвека!), приведя в лондонском египтологическом журнале довод в пользу принадлежности реликвии самому Эхнатону. Он доказывал это, ссылаясь на то, что в XVIII династии было принято начертание на подножии гроба обращения богини Изиды, сестры и жены бога Озириса, а Изида обращалась к покойному, найденному в гробнице Тейе, как к брату и супругу. Так могла обращаться к нему только… Нефертити! Тем более что по углам гроба вместо богинь-хранительниц была изображена львица. А. Гардинер приводил и другие доводы. Например, что люди, участвовавшие в погребении, точно были уверены, что хоронят Эхнатона: золотые кирпичи (еще их называют «волшебными») содержали имя фараона. На кирпичах изображались заклинания, которым египтяне придавали колоссальное значение. Впрочем, был один нюанс: заклинания из «Книги мёртвых» обязательно упоминали многих богов. Тогда с Эхнатоном не увязывался сам факт присутствия в гробнице золотых кирпичей!

Авторитетное мнение Гардинера сумело поколебать устойчивые представления, сложившиеся еще в 1931 году, о возрасте умершего. Но в 1958 году Г. Рёдер в берлинском / лейпцигском временнике столь же авторитетно заявил, что гроб принадлежит Сменхкара. Более того, ученый считал, что изначально гроб для него и был сделан. Причем не как для «частного лица», а как для фараона! Ну а вырезки и врезки объяснявотся очень просто: мастер ошибочно по всему тексту начертал знак местоимения женщины, а не мужчины. Солнце же позднее было включено в молитву постольку, поскольку первоначально (опять же ошибочно — такой вот безграмотный «мастер») обращение было к одному лишь Эхнатону. Получается, мастер либо много пил, либо вовсе не знал канонов, или… был иностранцем. Однако и в первом, и во втором, и в третьем случае (за неимением, допустим, временно, нормального рисовальщика и резчика) к такому обязательно приставили бы грамотного — жреца или другого знатока!