Тайны Древнего Лика
Шрифт:
– Ну никак не могли марсиане обойтись без этих трупов, – скептически сказал Торнссон. – Чем плохо было фараонам лежать в родной земле?
У Батлера незамедлительно нашелся ответ и на этот вопрос:
– Мумии в тонкоматериальном состоянии переместили сюда и воссоздали. Мумии – это носители тонкоматериальных тел, такие тела состоят из каких-то невидимых микрочастиц. Они своего рода фантомы, призраки. На них можно потом навесить нормальные атомы – и получится живой египетский фараон! Это, – ареолог показал на «витрину», – хранилище, понимаешь, Свен? Хранилище!
– Понимаю, – кивнул
– А вот этого я не знаю.
– Тогда попробую-ка и я пошевелить извилинами.
– Ну-ка, ну-ка…
– Допустим, марсиане предполагали… м-м… что древние египтяне когда-нибудь вымрут. Как мамонты. И хотели сохранить генофонд.
Алекс Батлер задумчиво почесал нос.
– Что ж, не исключено.
– Ладно, пошли отсюда, а? Не нравится мне торчать рядом с покойниками…
– Пошли.
Батлер бросил последний взгляд на каменное ложе и отошел от «витрины». Включив фонарь, он поочередно осветил выходы из круглого зала-усыпальницы.
– Какой выбираешь, Свен?
– Мне в рулетку никогда особенно не везло. Выбирай сам.
Алекс подошел к левому проходу и направил луч фонаря в темноту. Ему показалось, что вдали, на пределе видимости, мелькнула какая-то тень. Метнулась от стены к стене – и пропала. Ареолог несколько раз моргнул, вгляделся еще раз – луч терялся во мраке неширокого прохода со сводчатым потолком.
Батлер не был уверен, что тень ему померещилась.
«А мы все-таки пойдем именно туда», – решил он.
21
Пол продолжал понижаться, не так сильно, как раньше, перед круглым залом с мумиями фараонов, – но волей-неволей астронавты все глубже погружались в пустоты марсианского колосса.
Вскоре они оказались перед ведущими вниз широкими темными каменными ступенями.
– Все ниже… – обреченно сказал Торнссон, остановившись рядом с ареологом. – Да, Алекс, ты, видимо, тоже не очень везучий.
– Можем вернуться и выбрать другой путь, – предложил Батлер. – А насчет моей везучести… Ты когда-нибудь выигрывал в экспресс-лотерею сразу две зажигалки и пепельницу?
– Чего не было, того не было.
– А я выигрывал. Правда, мне все это барахло было ни к чему. Покурил разок лет в шестнадцать, и мне не понравилось на всю жизнь. Но братец Ник был очень доволен. Так что, вернемся?
– Возвращаться – плохая примета, – сказал Торнссон. – Судьбу не обманешь. Как шли, так и дальше пойдем. Может быть, где-то там нас Флосси поджидает.
Ступени не были крутыми, и их оказалось ровным счетом пятьдесят. Они привели астронавтов на широкую прямоугольную площадку, которая упиралась в стену с еще одним проемом. Передвигаясь все так же осторожно, как по ненадежному льду, Батлер и Торнссон дошли до проема, вырубленного в толще камня. Сделали еще несколько шагов под низким сводом и оказались в конце перехода.
Проем выходил в просторное помещение, которое вряд ли образовалось в этих подземных глубинах само
Батлер и Торнссон стояли, подняв головы, и смотрели на этот свет. Он, скорее всего, пробивался не с поверхности – до нее было слишком далеко. Сквозь толстые подошвы ботинок они вдруг ощутили вибрацию, похожую то ли на отзвук далекого землетрясения, то ли на работу какого-то механизма. И почти в тот же миг красная точка начала увеличиваться, а потом расползлась и превратилась в красные треугольники. Они медленно потекли вниз по всем четырем граням, становясь все больше и больше. Казалось, что стены пирамиды окрашиваются кровью. Движение треугольников было не равномерным, а пульсирующим – в такт то стихавшей, то усиливавшейся вибрации. Словно где-то в еще более глубоких глубинах ожило и забилось чье-то огромное сердце.
Сердце бога войны…
Вокруг не происходило никакого движения. Ничто не рушилось, не оборачивалось провалами, и грани пирамиды, кажется, не собирались сдвигаться, как в новелле Эдгара По, или растекаться раскаленной лавой. Красные треугольники были еще очень высоко и не казались чем-то угрожающим. Однако Батлер, не сводя с них взгляда, сделал шаг назад, в короткий тоннель.
Торнссон повернулся к нему.
– Думаешь, это реакция на наше появление?
– Не знаю, – ответил ареолог. – Во всяком случае, все эти эффекты начались именно после нашего появ… Смотри! – Он вскинул руку, показывая куда-то в пространство пирамиды.
Красные треугольники исчезли, так же как и находившаяся напротив тоннеля одна из наклонных граней пирамиды. Там уже ничто не сверкало и не переливалось перламутровыми отблесками – там дышала темнота. Именно дышала, шевелилась, колыхалась подобно дыму, готовому вот-вот прорвать невидимую пленку и заполнить все пространство. Так продолжалось три-четыре секунды, не более, а потом, в один-единственный неуловимый миг, этот дым исчез. Темнота превратилась в огромный экран, на котором демонстрировалось отчетливое объемное цветное изображение. Только, в отличие от кинотеатров с их мощными звуковыми системами, звуки здесь заменяла все возрастающая вибрация.
Перед астронавтами распростерлось густо-синее небо. Оно было подсвечено невидимым солнцем, и в нем виднелись бледные звезды. И висел в вышине слегка ущербный неяркий диск – не Фобос и не Деймос, а земная Луна – земная Луна! – с такими привычными и легко узнаваемыми темными пятнами. Непонятно было, раннее ли это утро или вечерний сумрак, но астронавты не задумывались над этим, во все глаза глядя на возникшее перед ними удивительное видение. Камера неведомого оператора находилась на каком-то возвышении, внизу застыло море зелени, горизонт был очерчен темными силуэтами гор, и вздымалась над зеленью ступенчатая пирамида, а дальше возвышалась еще одна.