Тайны Древнего Лика
Шрифт:
– Я боюсь змей, – не поворачивая головы, вдруг сказала Флоренс блеклым голосом.
– Что? – не сразу понял Батлер.
– Они шуршат по песку… и песок шуршит… снаружи темно… и ветер… И никого нет… Жутко, как в детстве… Моя мама в детстве увидела женщину в сером плаще… Та на нее смотрела… Если я капризничала, мама говорила: «Отдам тебя серой женщине»…
Ареолог осторожно взглянул на нее, съежившуюся, уставившуюся в пол, – и у него заныло в груди.
«Сломалась, – подумал он. – Боится, что никогда не выберется отсюда. И что-то там с ней случилось. Эта ссадина…»
Он представил ту, другую Флоренс, явившуюся ему в недрах Сфинкса, босоногую,
«А ты сам веришь, что выберешься? – спросил он себя и тут же мысленно соорудил непробиваемую стену. – Стоп! Не думай об этом…»
Батлер отвел глаза от Флоренс и вдохнул:
– Эх, соорудить бы целую космическую флотилию и послать сюда. С сотней ученых из разных стран. Прочесать все вдоль и поперек и сверху донизу, в каждый уголок заглянуть. Тут, я думаю, такое можно найти… Не секретную миссию, а открытую экспедицию, под эгидой ООН. Не в кладезь с золотом, а в кладезь знаний…
– В кладезь бездны, – безжизненно сказала Флоренс. – Из которого идет дым и лезет саранча [15] .
– Может, и так, – тут же согласился ареолог. – Может, тут такие сюрпризы, что Иоанну и не снились. Но если не наобум, не напролом… Аккуратненько, потихонечку, шаг за шагом… Сто раз подумать, прежде чем делать. И почему обязательно нужно предполагать именно плохое? А если не дым – а фимиам из глубин, не саранча – а прекрасные фениксы? Правда, кое-кто связывает Марс со зверем Апокалипсиса…
15
Из Откровения Иоанна Богослова.
– Марс – зверь… Сфинкс – сердце зверя, – глядя в пол, размеренно, с расстановкой произнесла Флоренс. – Кто обитает в глубине этого сердца?
Батлер вновь, уже в который раз, вспомнил те слова, что услышал в белом кафельном зале от женщины с маской в руке. От женщины, очень похожей на Флоренс, слепка с Флоренс, посулившей ему смерть от огня… «Здесь, внизу, подземный город, в нем никого нет… Многие ушли, кое-кто остался… но не там… Они стали не такими, как раньше…»
– Послушай, Фло, – осторожно начал он, глядя на ее лицо. Оно было подобно неживым лицам статуй, покоившихся на морском дне. – А тебе тут ничего не грезилось про подземный город? Ну, что где-то под Сфинксом находится город?…
Флоренс промолчала, словно не услышала его.
Батлер подождал немного и заявил:
– Ей-богу, я готов тут проторчать хоть и десять лет, только бы увидеть побольше. И понять.
«В конце концов, что я теряю? – вдруг подумал он. – Кто меня ждет? Что меня ждет? Хочу ли я отсюда выйти? И зачем мне отсюда выходить?…»
Ему было тридцать семь, пятнадцатилетняя дочь никогда не навещала его, и не звонила бывшая жена. И он говорил себе, что прекрасно обходится без этих визитов и звонков, он свободен и может выбирать любое направление движения – хоть по спирали, хоть зигзагом, хоть по наклонной… Или не выбирать никакого.
– Это твой путь, – сказала Флоренс и, вынув левую руку из кармана, зачем-то медленно провела ладонью перед своим лицом. – Твой… У меня – другой… Не нужны мне подземные города, меня Мэгги ждет… Мэгги…
Батлер молча покивал. А нанотехнолог вновь заговорила, теперь уже быстро, почти без остановок, как спортивный комментатор:
– Когда мне было лет шесть, ко мне одна девочка приходила играть, со своей куклой Барби. Моя Барби была светлой королевой и жила в светлом дворце –
Батлер все больше проникался уверенностью в том, что дела у нанотехнолога совсем плохи. Тут явно виделись следы какого-то недавнего шока. И восстановится ли перекошенная психика Флоренс, оправится ли до конца от этого шока, мог определить только специалист.
– Она ведь меня предупреждала, что не нужно сюда лететь, – внезапно добавила Флоренс. – А я, дурочка, не поняла…
Нанотехнолог замолчала и, медленно покачиваясь, уставилась в пол широко открытыми, потерявшими весь свой блеск глазами.
– Кто предупреждал, Фло? – очень мягко спросил Батлер. – Эта девочка, Джулия?
Флоренс молчала и медленно перебирала пальцами ворот комбинезона. Тишина в огромном пустом зале была такой плотной, что давила на уши, ею можно было просто захлебнуться. Или и не тишина это вовсе была, а спрессованное время?… Алекс застыл в неудобной позе и почему-то не мог заставить себя пошевелиться. Ему казалось, что тишина вот-вот взорвется, разлетится во все стороны брызгами и осколками, изрешетит его сознание, заполнит его и останется там – навсегда. И не будет больше в его жизни ничего, кроме этой недоброй тишины.
– Клиника Святого Марка, – сказала Флоренс, не переставая покачиваться и теребить воротник. – Я туда ездила с Пен, с соседкой… Она просила подвезти, у нее там мать… А потом я – на базу… Там, в клинике, женщина… Пожилая… Она не ходит, ее возят… Серая кофта… Если вернешься – съезди туда, найди ее… Скажи ей, что я не поняла… не послушалась… сунулась в небо… Найдешь? Клиника Святого Марка… Она знала, чем все это закончится… Она вообще что-то знает обо мне… и мне иногда кажется, что я ее тоже знаю… Найдешь?
– Мы вместе найдем, Фло. – К ареологу наконец-то вновь вернулась способность управлять своим телом, и он привалился спиной к стене. – Я приеду к тебе в Чаттанугу, и мы…
– Нет, у меня не получится, – не дала ему договорить Флоренс. – У меня песок в голове, все больше и больше… До сих пор на зубах скрипит… Мне из-под него не выбраться… Пылевая буря…
Флоренс резкими движениями принялась теребить волосы – как будто сушила их под струей теплого воздуха. Батлер подался к ней, всматриваясь уже новым взглядом, – он никогда не смотрел на женщин так внимательно. Ареолог предпочитал воспринимать образ любой женщины в целом, не вдаваясь в детали, и Флоренс не была для него исключением. Теперь же, услышав последние слова нанотехнолога, он рассмотрел, что ее светлые волосы кое-где покрыты темным налетом… А придвинувшись вплотную к Флоренс, различил, что это красноватый налет. Налет цвета марсианской пыли.