Тайны Древнего Лика

Корепанов Алексей Яковлевич

Эйлин отвела голову чуть в сторону, в тень, и взглянула на него:

– Ты бы хотел видеть меня другой, Бобби?

– А кто ты сейчас? – тихо спросил Талбот.

Она рассмеялась, прислонилась спиной к крепкому, уже не гнущемуся, как раньше, стволу и, глядя куда-то в пространство, старательно продекламировала в манере ученицы младших классов на школьном концерте:

Я Никто! А кто же ты?

Может быть, тоже – Никто?

Тогда нас двое. Молчок!

А то выгонят нас – я знаю!

Как тоскливо – быть – Кем-нибудь!

И – весь июнь напролет -

Лягушкой имя свое выкликать

К восторгу местных болот.

– Это

ты… сама, да? – растерянно спросил Талбот. Он никогда не слышал от нее стихов. – Это… твое?

– Нет, Бобби, это не мое, – улыбнувшись, ответила Эйлин. – Это Эмили Дикинсон*. Представляешь, всю жизнь прожила в своем Амхерсте… Знаешь, как ее называли? «Амхерстская монахиня»… Почти не выходила из дома, сидела в своей комнате… И сочиняла стихи. Чуть ли не две тысячи стихотворений. А опубликовано при жизни всего лишь семь, да и те – анонимно. После того, как она умерла, ее сестра нашла в ящике бюро множество самодельных тетрадочек и кипу листков – и всё стихи, стихи… «Я Никто»… – Она встрепенулась: – Хочешь, я тебя с ней познакомлю? Она теперь здесь. * Американская поэтесса. (Прим. авт.)

– Д-да… – выдавил из себя Талбот. – То есть…

– Бобби… – Эйлин сделала шаг и положила руки ему на плечи, легкие, но отнюдь не призрачные руки. Ее глаза – живые глаза! – были совсем рядом. – Если хочешь, я стану другой. Такой же, как тогда… Это совсем просто, правда-правда! Ты не хочешь меня обнять?

– Да, – сказал Роберт Талбот.

И тут в голове у него прозвучал голос:

«Второй здесь».

«Я слышу», – мысленно сказал он и взглянул на браслет.

На маленьком круглом экране суетились светящиеся точки, складываясь в схему.

Можно было ничего не говорить ей, но он сказал:

– Мне пора.

– До встречи, Бобби.

Он, не оглядываясь, зашагал через парк.

Он шел по городу детства и думал о том, что режиссеры-таки придумали для него нелегкое испытание. Это же надо – так разбередить душу…

«Я Никто…»

Талбот уже был у последних домов, когда его догнал Хесус.

– Ну как вам здесь, мистер Талбот? Не появились ли какие-нибудь желания?

– Нет, – коротко ответил Талбот, не сбавляя шага.

Только что на связь выходил Третий. Он тоже уже был здесь.

– Идете на встречу с друзьями? Им здесь понравится. У нас хорошо, очень хорошо…

Талбот промолчал.

Хватит. Выбросить из головы.

Хесус остался у него за спиной и еще раз напомнил вслед:

– Я всегда к вашим услугам, мистер Талбот.

Он встретил Второго и Третьего в редком лесочке за шоссе, огибавшем городок. Вернее, в том месте, что представлялось Талботу редким лесочком.

Они стояли под чахлыми сосенками, ощетинившимися сухими рыжими иголками, и у каждого из них на спине висел рюкзак с деталями регистратора. Теперь, когда они собрались вместе, им предстояла очень несложная работа: вынуть детали из рюкзаков и собрать регистратор. И оставить его здесь, в этом лесочке, под увитыми серой паутиной рыжими ветками – как первое звено будущей цепи, которая позволит выяснить, что происходит внутри Марсианского Сфинкса и как на самом деле выглядят его иллюзорные миры.

Роберт Талбот знал, что справится с заданием.

И, сделав свое дело, вынырнет из глубокого транса и очнется там, где и находится сейчас, – в медицинской лаборатории, расположенной в округе Колумбия, в Центре секретного правительственного спецподразделения «Аббадон»*. * Демон смерти и разрушения,

военный советник Ада. (Прим. авт.)

Даже погруженный в глубокий транс, он понимал, что пребывает не на Марсе, а на Земле, и все то, что происходит с ним, – это эксперимент. В ходе которого он, Роберт Талбот, агент спецподразделения «Аббадон», должен доказать, что никакие иллюзорные миры не могут сбить его с толку, запутать, заморочить голову, поймать в сети.

И если он докажет это, то действительно, воспользовавшись одним из пунктов перехода, отправится на Марс, внутрь Сфинкса, и вслед за ним отправится второй, а потом третий партнер. Партнеры будут уже не иллюзорными, как сейчас, не выдумками режиссеров, а реальными. И они втроем установят не эту, тоже иллюзорную, а настоящую регистрационную аппаратуру.

Он – сделает, он – агент «Аббадона», а, не шестнадцатилетний мальчишка, беспомощно застывший перед ревущим грузовиком…

Они найдут друг друга с помощью мыслепередач и браслетов-локаторов, как и в этом спектакле-видении. Хватило бы и одних браслетов, но были опасения, что внутри Mapсианского Сфинкса сигналы могут не пройти – и организаторы решили подстраховаться. Каждый из троицы обладал определенными экстрасенсорными способностями, и это относилось не только к телепатии. Лишь наличие таких способностей давало человеку шанс стать агентом спецподразделения «Аббадон».

«Талбот, хотите поучаствовать в интересном деле? – спросили его. – Вы слышали про бегство на Марс?»

Да, он слышал. И хотел поучаствовать в установке первого из регистраторов. И согласился на эксперимент, на глубокую суггестию, во время которой должен был доказать свою способность выполнить поставленную задачу.

«Это интегративная техника, – сказали ему. – Тут и психосинтез, и гипноанализ, и элементы ребефинга… Ощущения могут быть не из приятных».

«Я готов», – без колебаний ответил он.

И сейчас они убедятся, что не ошиблись в нем, что задача эта вполне ему по плечу. Пусть даже в мире Сфинкса он вновь встретит свою мать и Эйлин…

Чувства чувствами, а работа работой.

Роберт Талбот медленно опустил рюкзак на землю, усыпанную опавшим сосновым оперением. Двое его иллюзорных партнеров сделали то же самое. Иллюзорное солнце наконец отклеилось от иллюзорного неба и клонилось к закату, с иллюзорного шоссе доносился, то приближаясь, то удаляясь, иллюзорный шум иллюзорных автомобилей. Этот внушенный ему мир был настолько похож на настоящий, настолько четко воспринимался всеми органами чувств, что Талбот невольно подумал, выкладывая из рюкзака детали: а вдруг нынешнее его состояние – глубокий транс – и есть настоящая жизнь, а придя в себя в лаборатории, он окажется в мире иллюзий, где и находился с самого своего рождения?

65.

Сергей споткнулся на всем бегу и, невольно зажмурившись, упал во что-то мягкое – это был явно не каменный пол пирамиды. Тело почему-то очень долго не желало слушаться, словно он превратился в статую. Наконец, когда страх и отчаяние дошли до предела и готовы были пожрать рассудок, Сергей сумел открыть глаза. И увидел рядом с лицом зеленую траву. Самую обычную, земную-преземную траву. Он поднял голову – это получилось без труда – и быстро оглянулся. Преследователя сзади не было. Впрочем, Сергей, ошеломленный увиденным, тут же забыл об этом опере с пистолетом. Он встал с травы и сделал медленный оборот на месте, зачарованно оглядывая открывшуюся картину.