Тайны гениев

Казиник Михаил Семенович

“Постой!”

А вот что случилось!

Перед тем как выпить вино Моцарт, держа бокал в руке, произносит тост, который, как бомба, разрушает всю логику построенного Сальери замысла.

Он, Сальери, собирался убить своего противостоятеля. Да чего там говорить – злейшего врага! А убивает подлинного союзника и брата. Ведь вот какой ужасный для Сальери тост произносит Моцарт.

“Моцарт хочет выпить: за искренний союз, Связующий Моцарта и Сальери, Двух

сыновей гармонии. (Пьет)”

Вот это да!!! Именно в этот момент Сальери понимает – сейчас произойдет самое страшное:

Моцарт выпьет яд и уйдет в Вечность. Сальери же останется в памяти человечества как убийца Моцарта!!!

Сальери – человек образованный, он не может не знать,

что такое слава Герострата.

В одно мгновение Сальери осознает какую Глыбу Вечности он сейчас двигает к обрыву.

В одно мгновенье все его жертвы, труды, бессонные ночи, отказ от жизненных радостей, отказ от любви, вся его слава композитора, все будет заменено одним определением:

Антонио Сальери – убийца Моцарта.

“Постой, постой, постой!..” – кричит Сальери, – “Ты выпил!..”

И понимает, что, да! – выпил! свершилось!

и сделать ничего уже нельзя!

И в одно мгновенье осознав, что его троекратное “постой” может вызвать подозрение даже у простодушного Моцарта, спохватившись мгновенно, как бы взяв себя в руки, добавляет:

“...без меня?”

И словно в довершение сальериевского мучения, добрый друг и “единомышленник” Антонио Сальери – Вольфганг Амадеус Моцарт внезапно говорит Сальери то,

что ему, Сальери, как раз-то и хотелось услышать:

“Моцарт: Когда бы все так чувствовали силу Гармонии! Но нет: тогда б не мог И мир существовать; никто б не стал Заботиться о нуждах низкой жизни; Все предались бы вольному искусству. Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой, Единого прекрасного жрецов”.

Господи, господи, господи!!! – наконец-то!!!

Сальери слышит именно то, что он мечтал услышать от Моцарта все эти годы.

И никакая зависть не позволила бы Сальери отравить Моцарта.

Но Моцарт уже выпил яд...

Ах, если бы Моцарт сказал все это вовремя, а не после отравления...

А ведь такое время было!

Даже в пределах текста “Маленькой трагедии”. Читатель сам может произвести этот эксперимент.

Давайте сделаем текстовую перестановку.

Когда Антонио Сальери, услыхав гениальный набросок Моцарта, находит Бога:

“Ты, Моцарт, Б о г, и сам того не знаешь; Я знаю, я”,

то, если бы Моцарт вместо своего издевательского и хулиганского: “Ба! Право? Может быть...

Но божество мое проголодалось”.

Ответил бы так:

“Моцарт: Когда бы все так чувствовали силу Гармонии! Но нет: тогда б не мог И мир существовать; никто б не стал Заботиться о нуждах низкой жизни; Все предались бы вольному искусству. Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой, Единого прекрасного жрецов”.

Но есть в “Маленькой трагедии” и еще очень важный знак, свидетельствующий о том, что не Сальери уничтожил Моцарта, а наоборот:

Моцарт не оставил Сальери ни одного шанса для того, чтобы жить дальше, находясь в гармонии с самим собой и в уверенности, что он, Сальери, выполнил свой долг.

В предсмертном монологе Моцарт говорит:

“Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой, Единого прекрасного жрецов”.

Вот это да!

Уже отравленный, Моцарт причисляет Сальери к самому священному кругу “жрецов, пренебрегающих презренной пользой”.

И говорит он это после того, как Сальери в своем обвинительном монологе оправдывает убийство, которое ему предстоит совершить именно отсутствием “пользы” от того, что Моцарт существует:?

“Что пользы, если Моцарт будет жив (курсив всюду мой. – М.К.) И новой высоты еще достигнет? Подымет ли он тем искусство? Нет; Оно падет опять как он исчезнет: Наследника нам не оставит он”.

И вновь:

“Что пользы в нем?”

И поскольку Сальери не пренебрег “презренной пользой”, наоборот, оправдывал убийство “бесполезностью” Моцарта и “полезностью” своего преступления, он осужден отныне никогда не причислять себя к немногочисленным “избранным, счастливцам праздным”.

И еще одна удивительная пушкинская деталь:

Сальери осуждающе называет Моцарта “гулякой праздным”.

Моцарт же радостно причисляет Сальери к своему уровню “счастливцев праздных”.

Какая риторика! Но и какой приговор!

А приговор этот произносит простодушный Моцарт. И тот факт, что Моцарт даже и не подозревает, что это приговор (ибо он действительно уверен, что Сальери, как и сам Моцарт, относится к “избранным счастливцам”), делает этот приговор куда страшнее, чем если бы Моцарт знал правду.

Итак, пушкинский Сальери теперь не просто убийца, он – плебей, он – ничтожество.

И как человек, и как творец.

Имя Сальери навсегда входит в историю человечества. “Свершилось” то, о чем он мечтал всю свою жизнь. Бессмертие! Но какой ценой!