Тайны гениев
Шрифт:
Дело в том, что гениальным творцам приходится жить одновременно в двух мирах: исчислимом и неисчислимом.
Первый, ограниченный мир установил вполне конкретные законы, придерживаясь которых, можно и нужно жить.
В этом мире существуют все основные математические величины, все сиюминутные нормы, необходимость продавать свой труд тому, кто взамен обеспечит более или менее приличные условия для существования физического тела Творящего. В этом мире есть масса условностей, правил общежития, правил выживания.
Второй
Между миром, ограниченным во всех направлениях,
и миром, где нет верха и низа, очень нелегко поддерживать контакт бесконфликтно.
Цель гениев – черпать энергию неизмеримого, безграничного мира и поддерживать ею энергию мира ограниченного.
Земному телу невероятно трудно сосуществовать в этих двух измерениях.
Отсюда – столь частые нервные истощения, отсутствие привычной земной логики в рассуждениях гениев.
Отсюда их одиночество, неумение устроить свою жизнь в соответствии с повсеместно принятыми нормами исчислимого мира.
Но если спросить у Гения, хочет ли он поменять свою беспокойную жизнь на жизнь обычного человека, то сколько бы Гений ни жаловался, он скажет, однако, твердое
“НЕТ!!!”
Ибо во-первых, он не сможет жить по-другому,
а, во-вторых, Гений подсознательно чувствует, что в этом мире ему дано задание и для него открыты иные измерения.
Борис Пастернак, прекрасно ощущая место художника в мире, написал:
“Не спи, не спи, художник, Не предавайся сну – Ты – вечности заложник У времени в плену”.Человек искусства продолжит заниматься своим делом чего бы это ему ни стоило, ибо без искусства, без связи с неизмеримым миром, с его энергетикой погибнет ограниченный мир, задохнется в своем сиюминутном практицизме. В какой-то степени искусство, как, впрочем, и религия – противоядие против мира, где техника старается заменить собой человека.
В сегодняшнем виртуальном мире появляется как никогда страшная опасность потерять Человека. Пользуясь компьютером и телевидением, человека можно зомбировать в каждом доме, его можно купить и продать так, что человек этого даже не заметит. Он и не заметит, что давно перестал принадлежать самому себе.
Сегодня, когда можно увидеть по телевизору одновременное уничтожение тысяч людей, а затем переключить программу и понаблюдать веселое шоу, становится страшно за человека. Если смерть многих тысяч можно заменить, переключить за долю секунды на комедию, то:
что же тогда – мучения Родиона Романовича Раскольникова по поводу совершенного им убийства “никчемной старушонки”?
Что такое – борьба Моцарта со смертью после нашего знания о коммунистических и фашистских
Как оценивать человеческую жизнь после жуткого Беслана? Чего стоит эта жизнь?
Две дочерние религии иудаизма – ислам и христианство столкнулись в смертельной схватке.
Что может противостоять всем этим ужасам?
Быть может, то, что я напишу, звучит как утопия?
(Да пожалуй, так оно и есть!)
И все же
ИСКУССТВО!!!
Искусство и те, кто способен его воспринять.
Понятые всерьез и воспринятые на глубоком уровне творения гениев. Искусство подлинное никогда не обращается к толпе, но лишь к одному Человеку.
К его глубочайшим возможностям и способностям взывают
фуги Баха
и симфонии Моцарта,
картины Рембрандта
и романы Достоевского,
могучие соборы и мечети, устремленные в Космос, к своей великой колыбели.
Но способности к восприятию искусства не лежат на поверхности.
Как все подлинное, искусство требует погружения в себя. Сделать это как раз труднее всего, ибо мир ориентирован на поверхностность суждений, мгновенность восприятия, однозначность оценок.
Простейшие видеоряды и клипы вместо представлений, готовые литературные образы, кем-то приготовленные и сервированные в многочисленных телевизионных сериалах, вместо развития собственной творческой фантазии индивидуума.
Как противовес всему этому выступает стих Пастернака, который я хочу поместить здесь.
Когда я перечитываю такие стихи, как этот, то моя пошатнувшаяся вера в благополучный исход человеческой цивилизации крепнет, несмотря ни на что. Ибо раз в отдельных представителях человечества есть подобные состояния, то чисто теоретически оно может существовать как знаковая система, как представитель высочайших сфер человеческого духа. В этом стихотворении мандельштамовские требования “орудийности” поэзии существуют как высшее воплощение этой орудийности. Стихотворение хочется читать вслух.
Читать как заклинание.