Тайны гениев
Шрифт:
Я и сегодня удивляюсь тому, что все обошлось. Хотя мне кажется, стихотворение было пуонизано такой болью за страну, что даже гебисты не могли не согласиться с ним.
Никогда бы не подумал, что оно может быть актуальным через двадцать пять лет.
Для того чтобы при чтении моего стиха у нынешней молодежи не осталось темных пятен, напомню об одном жутком событии 70-х годов. Мир тогда ужаснулся тому, что происходило в стране под названием Камбоджа (Кампучия). Тамошние коммунисты, начитавшись ленинских работ, решили последовать главной идее вождя мирового пролетариата, заключающейся в том, что во имя священной цели – построения коммунизма – можно и нужно идти на любые жертвы.
Вот и решили камбоджийские коммунисты (красные
В эти рекордные сроки им удалось уничтожить почти треть собственного населения (два миллиона человек). А поскольку экономики коммунистических стран нигде и никогда не справляются с обязанностью “обеспечить постоянно растущие потребности” (цитата из программы КПСС) своих народов, то не хватило у бедных камбоджийских коммунистов патронов.
Но, как говорил один из вождей Коммунистической партии Советского Союза Л.И. Брежнев: “Советский народ знает: там, где партия, там победа”. Камбоджийская партия тоже нашла победный выход. Людей стали закапывать в землю живьем.
А теперь стихотворение, которое называется “Геноцид”.
У этих вин других названий нет – Любые – геноцид. И только он. Трагедия Камбоджи канет в Лету Мотыгою людей убит миллион. Другой миллион живыми закопали. А третий... Впрочем, хватит слезы лить Сыграю лучше Баха на рояле, Чтоб, веруя в Гармонию, забыть Камбоджу словно сон... Да было ль, право? Но посмотри вокруг... О нервы, в жгут! И на Россию найдена управа, Что ласково “чернилами” зовут. Забыт Омар Хаям – не по карману Букеты тонкие, пьянящие, как стих, А на “чернила” цены без обману – О, рубль семьдесят!.. Еще миллион утих... Правители! Безбожники!!! Ведь кресла и пледы теплые у батарей вас ждут. Давно пусты мозги, сердца и... чресла – Для вас зачать – и то огромный труд! А впрочем, что со мной – такие темы Впервые на бумагу занесло. Давно рисунки превратились в схемы, И Пушкино – не Царское Село. ...Устал, отстал, задумался – не время – Уже не время, поздно, слиплось все. Не будет искры – затерялся кремень. В зачатии отраву занесет В миллион прекрасных тел... Душой – кастраты, Но не кастраты телом... Бог! Ты где? Стране нужны поэты, не солдаты!!! ...Но некому помочь такой беде...Сегодняшний вариант стиха о “пивных” девочках звучал бы, наверное, еще страшнее.
Но главное из того, о чем хочу сказать, – впереди.
Речь многочисленных ныне “пивных” (а в прежние времена просто девочек) за годы моего отсутствия резко изменилась.
Эти тоненькие, находящиеся в романтическом возрасте девочки, идя по улице, говорят таким языком, каким в мое время пользовались строители, которым на ногу упала железная балка.
Но даже строители моего времени, как только боль проходила и стресс отступал, использовали меньшее
Каждый раз, когда я слышу их речь, то вглядываюсь в лица говорящих, пытаясь увидать следы порока. И каждый раз испытываю потрясение. Ибо во многих лицах я вижу так хорошо знакомые мне по картинам русских художников-портретистов XVIII-XIX веков черты.
Черты утонченные, часто с явными признаками дворянства. Внешне это по-прежнему Наташи Ростовы, Тургеневские героини, Татьяны Ларины. Те, кто вдохновляли русских поэтов и художников.
Часто я вижу лица, красотой и светом напоминавшие мне лица дочерей последнего российского императора.
Это невероятное, мистическое, нелепое, сюрреалистическое несоответствие между
утонченным обликом этих девочек
и
пивными бутылками в их руках. Из горлышек этих бутылок они пили, двигаясь по пути к своим неведомым мне целям.
Архитектурой той части города, по которой они передвигались
и
уровнем их речи, речи героев пригородных зловонных трущоб конца XVIII века, где жили дети нищих, проституток, алкоголиков.
Только в те времена девочек обязательно остановил бы околоточный надзиратель и либо выдворил чернь, недостойным образом ведущую себя в дворянском районе города, либо отвел нарушительниц в околоток. Но никто кроме меня не оборачивался на этих девочек, не смотрел удивленно.
Патология стала нормой.
Но именно в этом страшном, нелепом, кричащем несоответствии и увиделась мне вся глубина трагедии России XX века.
Моя фантазия перенесла меня в последнюю четверть XIX века, во времена прапрапрабабушки одной из “пивных” девочек.
Прапрапрабабушка говорила на нескольких языках, читала поэзию Байрона и пьесы Мольера на языке оригиналов, играла на рояле, писала стихи, вела дневник, которому поверяла интимнейшие и невиннейшие тайны своей жизни.
Она вышла замуж за талантливого, подающего надежды молодого человека.
Этот молодой человек действительно стал выдающимся ученым.
Настолько выдающимся, что (уже немолодым) попал в ленинский список из двухсот ученых, которых надлежало немедленно выслать из страны.
Его же немолодую жену с двумя взрослыми сыновьями, женой старшего сына и двумя внуками уплотнили, оставив одну маленькую комнату в их же двенадцатикомнатной квартире.
Ее сыновья попали в молотилку первых большевистских лет. Когда один из пьяных матросов, пришедших в их комнату в одну из страшных послеоктябрьских ночей, начал вырывать листы из старинного семейного альбома, чтобы унести с собой его серебряный футляр, то сын попытался поговорить с этим человеком (?).
И был расстрелян в упор в их же комнате на глазах у своей старой матери, жены и сыновей. Его жена вскоре умерла от нервного истощения. Вскоре умерла и бабушка.
Оставшиеся сиротами двое его детей стали беспризорными, но, несмотря на перипетии времени, сумели подняться, выстоять и занять достойное место в обществе (увы, в недостойном обществе!).
Один из них был репрессирован в 1937 году, другой – в 1939 году (без права переписки). Сын этого другого ребенком попал в лагерь для членов семьи врагов народа (ЧСИР – член семьи изменника Родины). Вышел из лагеря в 1956 году, вскоре женился на простой и очень доброй женщине. У них родилось двое детей. Но отец довольно скоро умер – сказались семнадцать лет, проведенные в лагере.
Чтобы выжить, его жена с двумя детьми вернулась в родную деревню. Выжить удалось, но ее старший сын попал в компанию деревенских алкоголиков. В 1976 году подался в город на заработки. Гулял напропалую, перебивался случайными заработками. В 1990 году у его сожительницы родилась дочь. Возлюбленный вскоре бросил их (а может, умер или попал в тюрьму).
Так одинокая женщина и жила вдвоем с дочерью. Затем сошлась с еще одним мужчиной, родила двоих детей. Ее старшей дочери в 2004 году –14 лет. Она ходит с компанией подростков по улицам Санкт- Петербурга, пьет пиво.