Тайны гениев
Шрифт:
Вы не в состоянии даже на секунду представить себе, какие чувства испытывал Авраам, когда смотрел на свою Сарру, кормящую грудью их ребенка.
У вас не хватит воображения понять, что это значит: всю жизнь страдать от отсутствия детей, и на старости лет познать счастье – видеть, как твой ребенок растет, делает первые шаги, произносит первые слова. На Земле нет такой меры, которой можно измерить ту степень благодарности и безмерной любви, которую испытывал Авраам по отношению к Богу.
И когда Сарра любовалась этим сказочным чудным мальчишкой, этим божественным чудом, она, наверное, не раз упрекала себя за тот
Любовь же Авраама к Исааку так велика, что его сердце готово выскочить из груди от неизбывной радости. А какой Исаак умный, какой рассудительный, сколько в нем любви к отцу и матери! Какой он красивый!
А теперь, когда ему уже четырнадцать лет, то какой помощник появился в доме! А сколько в нем доброты, сострадания! Сарра знает, что Авраам любит сына своего больше всего на свете!
И можно только представить себе, как радуется сам Господь, глядя с высоты на эту счастливейшую семью – двух древних стариков, отдавших всю свою жизнь, все свои силы служению Богу, и в немощной старости получивших от Него столь великую награду... А впрочем вот и Он сам, а, точнее, Его глас: “Авраам!
– Вот я.
– Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака, и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой я скажу тебе”.
(Все закавыченное – точные цитаты из Библии) И вот здесь я впервые прерываю рассказ. Я не берусь судить о глубинном смысле Божьего замысла. Я не могу прочитать это на языке оригинала, ибо не знаю иврита.
Я не могу оценивать этот эпизод (как, кстати, и многие другие) с точки зрения какой бы-то ни было логики. Да и слишком далеко во времени отстоят от нас описанные в Священном Писании события.
С точки зрения религиозного мышления логика этого эпизода состоит в том,
что Бог испытывает Авраама, глубину его веры и (как сейчас бы сказали) преданности Богу.
Но как бы то ни было, я не в силах, да у меня просто не хватит воображения описать мысли, состояние Авраама, получившего это указание от Бога. Что происходило в его душе?
Почему он не сошел с ума?
Ведь с точки зрения современной психологии подобная ситуация – запредельна для человеческих нервов, для способности психического выживания. Особенно, если учесть что Аврааму уже больше ста лет.
Но вернемся к описанию событий. И посмотрим, что сказано в Ветхом Завете о реакции Авраама на приказ сжечь сына.
Для большего эффекта повторим последнюю фразу и тотчас же пойдем дальше.
“...и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой я скажу тебе.
Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения, и встав пошел на место, о котором сказал ему Бог”.
Прерываю рассказ, чтобы прокомментировать: Об этом написано так, словно Авраам каждую неделю сжигает по одному из своих сыновей. “Наутро... встал... оседлал осла... наколол дров для всесожжения... (!) и... пошел...(!). Но читаем дальше:
“На третий день (!!!) (это значит, что три дня шел с сознанием, что идет сжигать своего сына!) Авраам
Одно из двух:
или Авраам в глубине души не верит в то, что Бог требует этой жертвы, когда он говорит о возвращении, или он заботится о психике двух мальчишек, которых взял с собой.
И конечно же, о сыне, которому через несколько минут предстоит умереть от его, отцовской руки, но который должен осознать это только в последнюю секунду. “И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего (какая аналогия с Христом, несущим свой крест!) взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе. И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему и сказал: отец мой! (выделение всюду мое. – М.К.). Он отвечал: вот я, сын мой”. (Здесь я несколько забегаю вперед, речь об этом пойдет ниже, но обратите внимание на этот момент: по мере приближения ко времени и месту убийства отцом сына идет постоянное напоминание об их родственных отношениях, что еще больше обостряет сверхъестественную трагедийность ситуации.)
И вот приближение к месту жертвоприношения, а по пути – разговор невероятной психологической силы, комментировать который я не смогу – это лежит за пределами моих литературных возможностей “Он (Исаак) сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит себе агнца для всесожжения, сын мой. И шли далее (здесь выделение Библии. – М.К.) оба вместе.
И пришли на место, о котором сказал ему Бог; и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова, и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простер Авраам руку свою, и взял нож, чтобы заколоть сына своего.
Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал: Авраам! Авраам! Он сказал: вот я.
Ангел сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего; ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего для Меня”.
Не кажется ли вам, дорогие читатели, что перед вами – один из самых драматичных и страшных эпизодов мировой литературы?
Через тысячи лет после этого появятся трагедии Шекспира. Но герои этих трагедий дают волю своим страданиям, находя слова для своих чувств.
Вчитайтесь в несколько примеров из “Гамлета” и “Отелло” и обратите внимание насколько близко к сердцу воспринимают шекспировские герои потрясения и какие невероятные слова находят они, чтобы выразить весь свой ужас.
Потрясенная убийством Полония, его дочь Офелия сходит с ума.
Потрясенный убийством отца и сумасшествием своей сестры Лаэрт произносит монолог, гениально раскрывающий всю силу его страданий:
“Гнев, иссуши мой мозг! Соль слез моих, В семь раз сгустись, мне оба глаза выжги!”.