Тайны Хеттов
Шрифт:
Помимо этих характерных, «оригинальных» черт в хеттской культуре дают себя знать и вполне явственные инородные влияния, прежде всего ассиро-вавилонские; ведь хеттская культура возникла на почве Малой Азии отнюдь не изолированно, и хетты ни в коей мере не отгораживались от чужеземных влияний. Эти инородные влияния не играют, однако, существенной роли в хеттской культуре и особенно в той ее области, уровнем которой измеряется уровень всей культуры: в области искусства.
Поэтому мы с полным основанием говорим о самостоятельнойхеттской культуре(а не только о «хеттском варианте» ассиро-вавилонской культуры), а также о самостоятельномхеттском искусстве. Под этими понятиями мы, правда, подразумеваем культуру и искусство не только «народа хеттов», но и всего разноплеменного населения Хеттской империи и мелких хеттских государств, после ее падения удержавшихся в Восточной Турции и Северной Сирии.
Тысяча хеттских богов
Первыми
Хеттский пантеон, состав которого нам известен всего лишь примерно на 10 процентов, представляет собой пеструю смесь различных ассиро-вавилоно-шумерских, лувийских, хурритских и прежде всего хаттийских элементов; все это нужно присоединить к богам и культам, которые хетты принесли из своей прародины. Разумеется, мы не будем здесь ни анализировать эти культы, ни прослеживать их происхождение и эволюцию; для наших целей будет достаточно упомянуть наиболее важных и интересных с культурно-исторической точки зрения хеттских богов.
Одно из главных хеттских божеств (самого главного у них не было) — бог Грозы из города Хаттусас, от имени которого нам известно лишь окончание: — унас; его супруга была богиней Солнца, но имени ее мы вообще не знаем, ибо оно везде написано лишь идеографически; их сыновья — боги Грозы из городов Нерика и Циппаланда и бог плодородия Телепинус. Грозой ведали также бог Тесуб и его жена Хепа. («Кстати, имя нашей праматери Евы, — замечает Грозный, — по-древнееврейски Хаввы, возникло, видимо, от имени этой хурритской богини Хепы, которое повторяется и в имени иерусалимского князя амарнской эпохи Абди-Хепа. Не случайно Ева, совратительница Адама, получила имя этой хурритской, несемитской богини»). Бог мужской силы — Инар (по-гречески «мужчина» — апёг), бог огня — Агнис [27] (по-латыни «огонь» — ignis), бог ворот — Апулуна (прямой предшественник греческого Аполлона, который у Гомера был, кстати, защитником малоазиатских троянцев от европейских греков), богиня охоты — Рутас (изображавшаяся с оленем, как греческая Артемида, в которую она перевоплотилась). Один из богов хеттского, индоевропейского происхождения — Яяс, «Путник», по мнению Грозного, высказанному, правда, с известными оговорками, превратился в древнеизраильского бога Ягве — христианского Господа. Кроме того, у хеттов было несколько «бесспорно существовавших» богов моря, неба, облаков, гор, колодцев, ветров, хлебов, урожая вообще, и апостол Павел назвал бы их, так же как афинян, набожными, поскольку они почитали и неизвестного бога, и даже не одного. Многие из этих богов похожи на гермафродитов, как христианские ангелы (их точно так же и изображали: в длинных облачениях и с крыльями). Из животных кроме льва большим уважением пользовался бык, святынями которого переполнено «Бычье нагорье», — оно и до сих пор называется в честь этого животного — Тавр (Taurus). Помимо добрых богов хетты имели и злых, и, видимо, именно этим злым богам, которые могли им больше всего навредить, приносили — вполне логично — многочисленные жертвенные дары, дабы их, так сказать, «подкупить».
[27]Этот бог проник в хеттский пантеон из Митанни, где почитались арийские боги (индо-арийское agnis — «огонь)». — Прим. ред.
Хеттские молитвы — настоящая поэзия
Ни одного из своих богов хетты — в отличие, например, от христиан — не считали всеведущим; о мудрости некоторых из них они были даже весьма невысокого мнения (эта божественная простоватость была чревата еще более роковыми последствиями, поскольку и такой бог в рамках своей компетенции оставался почти всемогущим). Если хетт хотел чего-нибудь от своего бога, он должен был ему сказать об этом, причем по возможности красиво и убедительно, что не мешало, впрочем, иному молящемуся выложить все напрямик, торговаться и даже осыпать бога упреками, которые у христиан относятся к числу смертных грехов. Это критическое отношение хеттов к богам породило молитвы, часто изумляющие нас содержанием и почти всегда формой, — подлинные образцы ораторского искусства и высокой поэзии. Особенно это относится к молитвам царей, которые одновременно — или даже в первую очередь — были и первосвященниками Хеттской империи.
ХеттскийРазве уступает эта «Молитва во время чумы», написанная царем Мурсилисом, не только силой выражения человеческих страданий, но и формой стихам из «Книги Иова»?
Птица находит убежище в своем гнезде, и гнездо спасает ее. Когда слугу тревожат заботы, он обращается к своему господину. И господин выслушает его с дружеской благосклонностью. И наведет порядок в том, что мучило его. Или, если даже слуга в чем-то провинился, но признался в своей вине господину: «Делай со мной, что хочешь», господин слугу не накажет. Ведь покаявшись господину, он умилостивил его.
Так говорит тот же царь Мурсилис хеттскому богу Грозы, господину своему, в той же самой молитве. А зачем? Чтобы показать ему, сколь милосердными умеют быть люди, в то время как:
Если кто разгневает бога, разве не убьет его бог, и не только его одного? Разве не погубит и его жену, его детей, его потомков, его родственников, его слуг и служанок, его скот, его овец, его урожай, разве не навлечет на него грозную кару?
Можно ли не Повторить здесь вопроса, которым заключила М. Римшнайдер свой разбор Завещания Хаттусилиса: «Если так писали цари, то как же писали поэты?»
«Если так писали цари…»
Этот вопрос имеет под собой больше оснований, чем мы готовы допустить в первую минуту. Сила экспрессии и красочность образов подобных царских документов — даже если их писали не сами цари, а царские канцелярии — предполагают существование богатой поэтической среды. Ее границы и высочайшие достижения нам, однако, неизвестны.
Если читатель склонится к теории, которую мы изложили первой на стр. 186 (и которой сейчас придерживаются большинство хеттологов), объяснение гибели почти всей хеттской поэзии не представит для него особой трудности. Коль скоро хетты в самом деле записывали свои поэтические творения иероглифическим письмом на деревянных дощечках, волна «народов моря» унесла их безвозвратно: большая часть исчезла в пламени горящих городов, а остаток сгнил под пеплом. Устная традиция вымерла затем вместе с речью хеттов.
Когда в 1506 году на эсквилинском холме в Риме были найдены фрагменты античной скульптуры, ваятелем удалось реконструировать по ним скульптурную группу Лаокоона. По фрагментам хеттской поэзии, сохранившимся на клинописных табличках, нельзя написать даже самый скромный «обзор» или «историю» хеттской поэзии. И все же эти фрагменты доказывают (тем более что сохранились они совершенно случайно): поэзия хеттов существовала и обладала поразительно высоким уровнем.
Приведем несколько отрывков — ведь великана можно узнать и по мизинцу. Вот в качестве первого образца древнее стихотворение в честь бога Солнца, в варианте, относящемся к XIV–XIII столетиям до нашей эры (стихотворение интересно, помимо всего, тем, что его вторая строка служила аргументом в пользу утверждения, что прародина хеттов находилась на западном побережье моря — неизвестно, правда, Черного или Каспийского):