Тайны Иисуса и Марии Магдалины
Шрифт:
В этом повествовании, названном Евангелием детства от Фомы (не путать с коптским Евангелием от Фомы, найденным близ Наг-Хаммади), отражена жизнь Иисуса в детские годы [16] . Некоторые ученые датируют эту книгу началом второго столетия, что ставит ее в ряд самых ранних из сохранившихся до наших дней евангелий, не вошедших в Новый Завет. Этот источник содержит увлекательное описание деяний Иисуса в нежном возрасте, пытающееся ответить на вопрос, который занимает некоторых христиан и в наши дни: «Если взрослый Иисус был вершившим чудеса Сыном Божьим, то каким Он был в детстве?». Оказывается, что Он был немалым проказником.
16
Большая
Повествование начинается с момента, когда пятилетний Иисус играет у ручья в день Субботы. Он огораживает немного грязной воды, построив маленькую дамбу, а затем приказывает воде стать чистой — и та немедленно очищается. Затем на берегу ручья Он лепит из глины воробьев. Но мимо проходит мужчина-иудей и видит, чем Он занимается, — что-то делает, таким образом нарушая закон Субботы (не работать). Мужчина убегает, чтобы сказать об этом Иосифу, Его отцу. Иосиф приходит и бранит Иисуса за осквернение Субботы. Но вместо того чтобы оправдываться или раскаиваться в совершении греха, дитя-Иисус хлопает в ладоши и велит воробьям лететь. Те оживают и с чириканьем упархивают, тем самым уничтожая улику преступления (Евангелие детства от Фомы 2). Иисус уже в детстве является подателем жизни и не связан человеческими нормами и ограничениями.
Можно было бы подумать, что, обладая такими сверхъестественными способностями, Иисус мог быть полезным и интересным партнером по играм для других детей в городе. Но, как оказывается, этот мальчик с характером, и ему лучше не переходить дорогу. Ребенок, с которым Он играет, решает сорвать ветку ивы и замутить чистую воду, которую огородил Иисус. Это огорчает юного Иисуса, и Он выкрикивает: «Ты нечестивый, непочтительный дурак! Чем эта лужа помешала тебе? Смотри, сейчас ты тоже увянешь, как эта ветка, и никогда не обретешь ни листвы, ни корня, ни плода». И слова Иисуса в точности сбываются: «и тотчас мальчик тот высох весь» (Евангелие детства от Фомы 3:1–3). Иисус возвращается домой, а «родители того мальчика, который высох, взяли его, оплакивая его юность, и принесли к Иосифу и стали упрекать того, что сын его совершает такое» (Евангелие детства от Фомы 3:3). Для современного читателя ответ очевиден: у Иосифа сверхъестественное дитя, которое еще не научилось контролировать свой гнев.
Мы снова видим это в следующем абзаце: когда другой ребенок случайно налетает на него на улице, Иисус гневно оборачивается и восклицает: ««ты никуда не пойдешь дальше», и ребенок тотчас упал и умер» (Евангелие детства от Фомы 4:1). (Позднее Иисус воскрешает его, как и других, которых проклял по тому или иному случаю.) И гнев Иисуса направлен не только на других детей. Иосиф отправляет Его в школу, чтобы Он научился читать, но Иисус отказывается повторять вслух алфавит. Учитель уговаривает его работать вместе со всеми, до тех пор пока Иисус не отвечает с насмешливым вызовом: «Если ты действительно учитель и хорошо знаешь буквы, — скажи мне, каково значение альфы, и я скажу тебе, каково значение беты». Немало возмущенный, учитель дает мальчику подзатыльник, совершая единственную непростительную ошибку в своей блистательной учительской карьере. Мальчик почувствовал боль и проклял его, учитель бездыханный упал на землю. Убитый горем Иосиф строго наказывает матери Иисуса: «не пускай Его за дверь, ибо каждый, кто вызывает Его гнев, умирает» (Евангелие детства от Фомы 14:1–3).
В какой-то момент повествования Иисуса, вследствие Его репутации, начинают обвинять во всем, что бы ни происходило. Он играет на крыше с детьми, и один из них, мальчик по имени Зенон, случайно спотыкается, падает с крыши и умирает. Остальные дети в испуге убегают; Иисус, однако, подходит к краю крыши, чтобы посмотреть вниз. В этот момент появляются родители Зенона, и что они должны подумать? Их ребенок лежит мертвым на земле, а Иисус стоит на крыше над ним. Это сверхъестественно одаренное дитя снова взялось за свое, думают они. Они обвиняют Иисуса в убийстве их ребенка, но на этот раз Он невиновен! «Иисус спустился с крыши, встал рядом с телом мальчика и закричал громким голосом — Зенон — ибо таково было его имя, — восстань и скажи, сбрасывал ли Я тебя? И тотчас он встал и сказал: нет,
Но прошествии времени Иисус начинает использовать свое могущество во благо. Он спасает своего брата от смертельного укуса змеи, исцеляет больных, возвращает здоровье и жизнь всем, кого когда-то иссушил или убил. И Он становится необыкновенно искусным в работах по дому и в плотницкой мастерской: когда Иосиф неправильно расщепляет доску, что грозит ему потерей покупателя, Иисус чудесным образом исправляет его ошибку. Повествование заканчивается эпизодом в Иерусалимском храме, когда мы видим двенадцатилетнего Иисуса в окружении книжников и фарисеев, — сюжет, знакомый читателям по Новому Завету, как он передан в главе 2 Евангелия от Луки.
Каким бы любопытным ни было это евангелие, оно не является попыткой одного из первых христиан дать то, что мы могли бы назвать исторически точным отчетом о юных годах Иисуса. Трудно сказать, были ли эти истории предназначены для того, чтобы их понимали буквально, как произошедшие с Христом в Его детстве, или все они — лишь увлекательный полет фантазии. В любом случае, Иисус, который в них изображен, — не простой ребенок; Он вундеркинд со сверхчеловеческими способностями.
В совершенно ином повествовании, называемом Евангелием Петра, описываются не юные годы Иисуса, а Его последние часы. У нас нет полного текста этого Евангелия, только фрагмент, обнаруженный в 1886 году в могиле христианского монаха XVIII века в Верхнем Египте. Однако этот фрагмент очень древний, датирующийся, вероятно, началом второго века и относящий Евангелие Петра к самым ранним рассказам о жизни Христа (вернее, о Его смерти и воскресении), не входящим в состав Нового Завета. И опять, можно было бы ожидать встретить в этом рассказе очень человечного Христа, но вместо этого здесь делается еще больший акцент на его сверхчеловеческих качествах [17] .
17
Cm: Lost Christianities. P. 18–20.
Имеющийся у нас фрагмент этого евангелия начинается словами: «Но ни один иудей не омыл своих рук, ни Ирод, ни кто-либо из его судей. Поскольку они не хотели совершить омовения, Пилат встал». Это примечательное начало по двум причинам. Оно свидетельствует о том, что непосредственно перед этим фрагментом в евангелии говорилось о Пилате, умывающем свои руки, а этот сюжет известен в Новом Завете только по Евангелию от Матфея. И в этом начале отчетливо проявляется отличие от описания Матфея, который ни слова не говорит о чьем-либо отказеумыть свои руки. Здесь же Ирод, «правитель иудеев», и его иудейские судьи (в отличие от римского наместника Пилата) отказываются объявить себя невиновными в крови Иисуса. Уже в этом проявляется важная особенность всего повествования, в том смысле, что здесь скорее иудеи, чем римляне, ответственны за смерть Христа. Это фрагментированное евангелие имеет гораздо более активную антииудейскую направленность, чем любое из тех, что вошли в Новый Завет.
Далее повествуется о просьбе Иосифа (Аримафейского) отдать ему тело Христа, о глумлении над Иисусом и о Его распятии (такая последовательность событий приведена у автора. — Прим. редактора).Эти рассказы и похожи, и не похожи на те, которые мы читаем в канонических евангелиях. Например, в стихе 10 говорится, как и в остальных евангелиях, что Иисус был распят между двумя разбойниками; но далее мы находим необычное утверждение: «Он не сказал ни слова, так, словно не испытывал никакой боли». Это последнее утверждение вполне может быть воспринято в докетском смысле — возможно, потому и казалось, что Иисус не испытывает боли, что Он действительно не испытывалее. Другой ключевой стих мы находим в описании приближения смерти Иисуса; Он произносит «моление об оставленности» в словах близких, но не идентичных тем, что мы находим в рассказе Марка: «Сила моя, сила, зачем покинула меня!» (ст. 19; ср. Мк 15:34); затем говорится, что Он был вознесен, хотя тело Его и осталось на кресте. Оплакивает ли здесь Иисус исход Христа из своего тела перед его смертью, в соответствии, как мы уже видели, с представлениями христиан-гностиков?