Тайны Истон-Холла

Тейлор Дэвид Дж.

— Проклятие! Теперь еще это совещание у Баундерби! Что ему, черт возьми, понадобилось?

Досточтимый мистер Кэднем оторвался от изучения спортивной газеты, поднял голову и то ли со страхом, то ли с апатией произнес:

— Понятия не имею. Но не далее как полчаса назад он тебя разыскивал. Вид у него, я бы сказал, был весьма воинственный.

— Гм… Ну и как ты ему объяснил, где я?

— Сказал, что, если не ошибаюсь, у тебя свидание с графом N. — И мистер Кэднем назвал имя вельможи, который пользовался весьма высокой репутацией в кабинетах торгового управления и о котором, как всем было известно, мистер Баундерби отзывался с неизменным почтением.

— Что ж, Кэднем, спасибо, ты настоящий товарищ. Где же этот бездельник с кофе?

Как видно из разговора, Джон Карстайрс сам устанавливал себе рабочее расписание, ему льстило уважение коллег и в случае необходимости он мог вести любые сражения с начальством.

Нынешнее утро или, вернее, то, что от него осталось, принесло в этом смысле дополнительные доказательства его особого положения на службе. В полдень он уединился с мистером Баундерби, и если и не подтвердил напрямую версию о встрече с графом, то, во всяком случае, дал понять, что задержали его дела исключительной государственной важности. Какой-то благородный господин, проходя по коридору, приветствовал его самым дружеским образом, а другой — судя по виду, никак не ниже личного секретаря члена кабинета министров — спросил, собирается ли он нынче вечером почтить своим присутствием вечеринку в Мейфэр и будет ли там некая незамужняя дама. Все это весьма укрепило в Джоне Карстайрсе чувство тесной принадлежности миру, а равным образом сильно понизило силу переживаний, вызванных обвинением в слабоволии. Так что пообедал он в компании достопочтенного мистера Кэднема в одном из ресторанчиков Уайтхолла, пребывая в превосходном расположении духа.

— Знаешь, — сказал Кэднем, когда они вернулись к себе в кабинет, где уже сидел перепачканный чернилами клерк, — что-то устал я как собака. Вчера до двух часов у леди Джейн танцевали. Думаю, не помешает часок отдохнуть.

Эта была неизменная привычка достопочтенного мистера Кэднема: между тремя и четырьмя часами пополудни он тайком дремал.

— Хорошая мысль, Кэдди. И ни о чем не беспокойся. Сиди себе тут, а я схожу на заседание правления.

Джон Карстайрс все еще пребывал в приподнятом настроении, чему немало поспособствовали кусок мяса и полпинты шерри. К сожалению, вторая половина дня показала, что его радужный взгляд на будущее разделяется не всеми. Следуя обещанию, данному мистеру Кэднему, Джон Карстайрс и впрямь принял участие в заседании правления. Следует отметить, это было правление не всей палаты, а одного из ее подразделений, считавшегося бесспорной вотчиной мистера Баундерби, и он действительно распоряжался здесь единолично. У Джона Карстайрса имелись некоторые основания искать расположения членов этого собрания. Один высокопоставленный чиновник — не настолько, как мистер Баундерби, но все же — ожидал перевода в другой отдел, открывая тем самым желанную вакансию. Ибо, сколь бы ни дорожил Джон Карстайрс обществом досточтимого мистера Кэднема, а равно свободой поведения, на что начальство поглядывало сквозь пальцы, карьерный рост тоже не оставлял его равнодушным. И уж как минимум он хотел бы заполучить собственный кабинет, где и кофе принесут, стоит, так сказать, только пальцем шевельнуть, и не будет никаких мистеров Баундерби, интересующихся его местопребыванием. Соответственно в ходе заседания он проявлял особое почтение к вышеупомянутому господину и к присутствующему тут же графу, предупредительно передавал им бумаги и вообще вел себя с подчеркнутой скромностью.

А потом как раз и произошел один из тех несчастных случаев, которые не предотвратишь никакой предупредительностью и скромностью, — так бывает, когда вдруг услышишь о себе нечто, чего лучше бы не слышать. Вот как все случилось. Заседание правления окончилось, и Джон Карстайрс вместе с остальными вышел из комнаты, где оставались, собравшись в дальнем конце и о чем-то оживленно беседуя, мистер Баундерби, граф N и еще два-три джентльмена. Дойдя до середины лестницы, ведущей к его кабинету, Джон Карстайрс обнаружил, что оставил в зале заседаний некий документ, вернее, бумагу, которую ни в коем случае не должен был выпускать из рук. Поспешив назад, он открыл дверь как раз в тот момент, когда мистер Баундерби говорил графу N, что, как он считает, с этим делом мистер Карстайрс врядли справится и стоит поручить его… Какое дело и кому его лучше поручить, мистер Карстайрс не расслышал. Присутствующие не заметили его возвращения, и он решил исчезнуть до того, как это произойдет. Сбежав по лестнице с самой лучезарной, какую только смог из себя выдавить, улыбкой, принялся расспрашивать досточтимого мистера Кэднема о бале у леди Джейн, но не думаю, будто это и впрямь его занимало. Поначалу Джон Карстайрс пытался утешить себя тем, что подслушанный случайно разговор касался какой-то мелочи и расстраиваться не стоит, но вспомнив в точности слова мистера Баундерби, не оставлявшие никаких возможностей для недопонимания, расстроился окончательно. Настроение его сильно упало.

И тут как раз последовал новый удар под дых. Нанес его господин по имени Деннисон. Как говорилось, Джон Карстайрс — молодой человек, не лишенный политических

амбиций. Как раз в это время он пристально следил за событиями в округе Саутуорк, чей представитель в парламенте недавно умер. Вот-вот должно было последовать постановление нижней палаты о довыборах. Покойный мистер Джонс был либералом, но те, кто понимает в толк в подобных делах, считали, будто сейчас настал момент, когда упавшее знамя может поднять консерватор и, присягнув на верность королеве, отечеству и конституции, покончить с либерализмом в Саутуорке, сбросив его прямиком в Темзу. И Джон Карстайрс пришел к выводу, что таким консерватором станет именно он, достигнув соответственно взаимопонимания с мистером Деннисоном, который, будучи адвокатом, являлся в то же время представителем партии консерваторов именно в этом избирательном округе. Мистер Деннисон — коротконогий, весьма неприятный на вид мужчина, говоривший с явным акцентом уроженца Ист-Энда и имевший привычку щелкать костяшками пальцев. При этом в кругах, где вращался и Джон Карстайрс, он считался безупречным барометром политической погоды в Саутуорке. Если мистер Деннисон говорил, что то-то и то-то сработает или нет, так оно и получалось. Пока мистер Джонс был жив, мистер Деннисон открыто — и безнадежно — пытался бороться с ним. Теперь, когда парламентария не стало, он ясно дал понять: любой его преемник либерал о такой свободе действий пусть даже не мечтает.

Все это не могло не вызвать живейшего интереса мистера Карстайрса. Сам мистер Дизраэли, окажись он нынче днем в помещении торгового управления, не был бы принят с гостеприимством, оказанным адвокату из Саутуорка. В камин немедленно подбросили дров, клерка-замарашку отослали с каким-то выдуманным поручением, а досточтимого мистера Кэднема только что не силой удалили из кабинета в читальный зал, где он сразу раскрыл свежий номер газеты. От мистера Деннисона все эти знаки внимания не ускользнули, и он с удовлетворенным видом уселся на стул, покуривая сигару, предложенную Джоном Карстайрсом, и постукивая по полу своими короткими ножками.

— Ну что ж, — вымолвил он после некоторого молчания, раз-другой обежав взглядом комнату, — а здесь у вас довольно уютно.

— Ну да, в своем роде.

— Только в случае избрания от всего этого придется отказаться. — Костяшки пальцев мистера Деннисона заработали как пара щелкунчиков. — Государственные служащие не могут одновременно заседать в палате. Впрочем, вам это, несомненно, известно.

Джон Карстайрс тонкой улыбкой дал понять, что да, известно. В глубине души он испытывал отвращение к этому человеку, к манере говорить и щелкать пальцами, но поскольку тот воплощает собой консерватизм в окружном масштабе, приходилось быть с ним весьма любезным. Думаю, если бы мистер Деннисон пожелал, чтобы его представили мистеру Баундерби или отобедать с графом, Джон Карстайрс и это как-нибудь организовал. Но в данном случае он просто кивнул, отвел взгляд от манжет рубашки мистера Деннисона и сказал:

— Полагаю, у нас все в порядке… Я имею в виду в округе.

— Ну как вам сказать, — чрезвычайно учтиво откликнулся мистер Деннисон, поворачиваясь на стуле и вытягивая ноги поближе к камину. — Это зависит от того, что считать порядком. Есть ведь еще и сэр Чарлз Девониш — раньше он был депутатом от округа Чэттерис, а сейчас тратит здесь немалые деньги.

— Но ведь сэр Чарлз не имеет никакого отношения к этому району!

— А я этого и не утверждал. Я просто сообщил, что он тратит много денег. Далее, имеется мистер Хонимэн — не сомневаюсь, вы о нем еще услышите, — это пивовар, а таких избиратели любят.

— К черту всех пивоваров!

— Совершенно с вами согласен, сэр. Но, как известно, побеждает на выборах тот, кто наберет больше голосов. — В этот момент костяшки пальцев мистера Деннисона издали звук, напоминавший пистолетный выстрел. — Ну и, наконец, вы, сэр.

— Ну да, я, конечно.

Деннисон проницательно посмотрел на молодого человека. Ему приятно было общество Джона Карстайрса, равно как и сидеть подле разведенного специально для него огня в камине, курить предложенную хозяином кабинета сигару, и даже провожать взглядом досточтимого мистера Кэднема было приятно. Но мистер Деннисон считал себя реалистом.

— Ну, — заговорил он наконец, — итак, вы. И если б на то моя воля, вас бы выдвинули без сучка-задоринки, можете не сомневаться. Но в районе есть люди, которые утверждают, что вы недостаточно…

— Недостаточно что?..

— Недостаточно серьезны. — Мистер Деннисон с сожалением бросил в огонь окурок сигары и немного отодвинулся от огня.

— Несерьезен! Уверяю вас, я очень серьезен!

— Именно это я всем и говорю, сэр. Всем и всегда, — повторил мистер Деннисон, который, разумеется, и не собирался откровенничать со своим юным другом. — Но против нас сэр Чарлз с его деньгами — он сорит ими налево и направо — и мистер Хонимэн — говорят, он скупает долговые расписки.