Тайны Кипеллена. Дело о запертых кошмарах
Шрифт:
– Любомир Дражко, ювелир двадцати девяти лет от роду, не женат. Родные голосят, что трех дней до тридцати не дожил…
Моё первое знакомство с делом. Щеголь в шикарном камзоле.
– Игнаци Лунек, лекарь, на днях двадцать семь исполнилось, не женат…
Вот лекарю не поздоровилось, бывает и такое в наше время.
– Збигнев Смашко, помощник адвоката, двадцати четырёх лет от роду, не женат… До двадцати пяти двух дней не дотянул…
Все молодые, холостые, богатые. Вполне возможно, что оставили свои семьи без наследников. И что удивтельно, самую малость не дожили до очередного дня рождения. Может и не зря Казик
– …Ясь Дарецкий, мастер сновидений, шестидесяти трех лет от роду, не женат… – продолжал тем временем бубнить Марек
Не женат околдовано повторил я про себя.
– Юзеф Ничек, художник двадцать три года, не женат…
– Стой, – вскинулся я, чуть не выронив трубку, – а ну ещё раз!
– Юзеф Ничек, ху…
– Нет, перед ним.
– Ясь Дарецкий, мастер сновидений, шестидесяти трех лет от роду…
– Вот! – довольно сообщил я. – Что с ним не так?
– Остальным в деды годится, – шмыгнул носом Марек.
– То-то и оно! Наша смешливица предпочитает молодых, а Дарецкий обед просроченный. Значит, то ли ненароком подвернулся, то ли был особо ненавистен её хозяину. Где его нашли?
– Так вестимо где, – буркнул помощник, – как остальных – на улице…
– Без отсебятины! – строго прервал я. – Читай давай!
Марек уткнулся в протоколы, и снова забубнил:
– Тело Дарецкого было обнаружено в Постромкином переулке на ступенях черного хода музейного дома. Тело лежало головой на тротуаре, ногами в распахнутом дверном проёме. Служители музея клялись, что этого пана никогда не видали.
– Достаточно, – я вздохнул. – Так откуда же к нам пожаловал мастер сновидений?
– Не кипелленский он, пан Вильк.
– Откуда же его принесло?
Из рассказа Аланы де Керси,
младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»
Я спала и видела сон. Передо мной стояла только что законченная гравюра. Круглая зала с семью дверями, из которых видно только четыре. Только откуда мне знать, что тяжелых дубовых дверей, окованных узорными решетками, семь?
Посреди залы неподвижным истуканом застыл мужчина в балахоне и, воздев руки над головой, запечатывал заклятьем один из семи проходов.
Я наклонилась над рисунком, и вдруг, будто свесившись через подоконник на улицу, провалилась внутрь.
Человек в гравюре резко обернулся, и мы сцепились долгими взглядами.
– Не ходи в сад! – наконец хрипло выкрикнул он. – Не ходи! – резкий взмах нарисованной руки вышвырнул меня вон.
Книга, прошелестев страницами, захлопнулась, и я проснулась, пребольно приложившись затылком о дощатый пол.
Первые несколько секунд ваша покорная слуга бездумно созерцала свои задранные ноги в толстых красных носках, лишь потом, сообразив, что во сне рухнула на пол вместе со стулом, резко отшатнувшись назад. А уснула на книжном развороте, который делала. В голове гудело, нещадно саднила бровь, разбитая накануне. Пошатываясь, я поднялась и тупо уставилась на гравюру, уверенная, что человек был изображен со спины. Сейчас же он стоял вполоборота ко мне, вскинув левую руку, будто кого-то толкая. Хотя, почему кого-то? Я потерла ушибленный затылок, неожиданно замерев от ужаса.
– Богини милосердные
Со страницы на меня сердито смотрел мастер сновидений Ясь Дарецкий.
…всем людям снятся кошмары или навязчивые сны. И если, после пары испорченных сновидением ночей, оно не проходит, несчастные идут к сноходцам – мастерам сновидений. Когда это случилось, мне было восемь. Родители мои, витражных дел мастера, тогда осели в Борице – небольшом городишке на границе земель Растии и Фарниции. Там-то меня и настиг кошмар: какое-то лохматое, рогатое и зубастое чудовище гонялось за мной во сне, норовя съесть, а забавный коротконогий пушистик, вереща, крутился под ногами, пытаясь помешать. Ему не повезло. Чудовище сожрало пушистика прямо у меня на глазах. И я с воплем проснулась.
Узнав, что меня всполошило, мама посоветовала: «А ты нарисуй чудовище и сразу перестанешь бояться». Недолго думая, я со всем тщанием изобразила свой кошмар. Но на следующую ночь сон повторился, и на следующую…
Когда родители догадались отвести меня к сноходцу, я уже боялась спать.
Мастеру сновидений, пану Ясю Дарецкому, достало одного взгляда на мои почеркушки, чтобы понять в чем дело. Сама того не ведая, я привязала чудовище из сна к нашему миру, и теперь оно отчаянно стремилось вырваться на волю, подпитываясь моим страхом. Ещё одна ночь, и ему бы это удалось, а мне бы уже не суждено было проснуться. Уничтожать рисунок было нельзя, тогда тварь стала бы бесконтрольной, и одни богини знают, чем бы все обернулось.
Я так и не узнала, что сделал пан Ясь, чтобы меня спасти. Сноходец лишь потрепал несмышленую малявку по голове и успокаивающе сказал: «Не бойся, малышка, я выгнал его из сада». А моим родителям посоветовал отправить меня в Школу Высших Искусств в Кипеллене. Кошмары мне больше не докучали.
Два года спустя, родители получили большой заказ в Кипеллене, а я поступила на факультет гравюры и пентаграммики. Как ни странно, но с паном Дарецким столкнулась совершенно случайно спустя много лет, здесь, в Кипеллене. Изрядно постаревший мастер сновидений узнал меня, забредя в лавку Врочека за каким-то свитком. Спросил, не мучают ли кошмары, тепло заверил, что если вдруг что-то подобное случится, всегда могу рассчитывать на его помощь. Сказал, что уже лет пять живет и практикует в Зодчеке. Даже карточку с адресом оставил.
Я резво подскочила и лихорадочно зашарила в верхних ящиках комода. Раз уж эта распроклятая книга связана со снами, значит сноходцу с ней и разбираться! И победно взмахнув зажатой в руке карточкой, плюхнулась на кровать. За окном занимался холодный осенний рассвет.
Из личных записок Бальтазара Вилька, мага-припоя ночной стражи
Прокуренный до горечи кабинет обнимал меня серыми крыльями одиночества, такого же холодного и мерзкого, как осенний рассвет, высветливший небо над заливом. Еще до полуночи, по приказу капитана мы лишились всех бумаг по делу, и Марека пришлось отправить на разведку. У него, в отличие от меня, был шанс выцарапать адрес Дарецкого у Люсинды. Но он не возвращался слишком долго, и мне начало казаться, что помощника сцапал Брац или того хуже Рекар Пшкевич.